Дети Гамельна

- Прокоп или Жижка померли давным-давно. Кто их видел, тем более рожи сравнивал? – сварливо возразил сержант. - Может, вообще уехать завтра и забыть? Они со своими горестями живут который год, притерпелись. Все равно, платы толковой на этом дельце не выгорит.

- У тебя грехов мало на душе? Вот! И у меня не мало. Да и лишние смерти совсем не способствуют доброму сну.

- И все равно, ты дурак.

* * *

Капитан внимательно наблюдал за тем, как выстраивается диспозиция грядущего сражения. Сам он, будучи не особо ходибельным, в процессе не участвовал, но заинтересованные лица справлялись и сами. Стаей муравьев обитатели дома сновали взад-вперед, вынося из помещения мало-мальски ценные вещи. Таковых, впрочем, было немного. Какие могут быть ценности в бедной деревеньке, где даже своей церквушки не имеется? Но все это было задумано не с целью сбережения имущества.

Существовало два наиглавнейших момента, делавшими осмысленным вынос во двор надколотых тарелок и прохудившихся ушатов. Во-первых, у стороннего наблюдателя могло сложиться превратное впечатление скорого переезда, что уже несколько дезориентировало. А во-вторых, у противника одним махом выбивался из рук главный козырь в борьбе бесплотного против телесного. Нельзя поднять в воздух, скажем, кувшин да обрушить на нестриженую капитанову макушку, если кувшина просто нет.

Швальбе все пытался вспомнить что-нибудь библейское насчет того, что отсутствует, хотя должно было иметься в наличии. Но так и не смог, хотя капитан был уверен, что когда-то нечто подобное точно слышал.

По итогу стараний во всем старом двухэтажном доме, знававшем лучшие времена и больший достаток, должны были остаться лишь стол, стул да бочонок. Внушительный, чуть ли не в три имперских галлона емкостью, он гордо возвышался посреди стола, волей-неволей притягивая основное внимание. Подле расположилось два мятых кубка и пара глубоких тарелок с нехитрой снедью – перья лука, вяленое мясо, сыр. На отдельной доске лежал хлеб, нарезанный крупными ломтями. Отсутствие изысканности компенсировалось количеством – таким числом снеди можно было накормить банду немецких наемников, а у тех, как известно, кошельки и желудки дна не имеют.

- Красиво… - сказал сидящий подле капитана сержант Мирослав, ухватив ломоть козьего сыра.

- А? – оторвался от наблюдения за крестьянами Швальбе. Карл с парой сыновей, кряхтя и ругаясь сквозь зубы, волокли, оставляя на полу глубокие задиры, здоровенный сундук. Сундук весил раза в два тяжелее носильщиков, отчего зрелище выходило крайне завлекательным.

- Натюрморт, говорю, достойный кисти Микеланджело…

- Ты меня порой пугаешь! – в который уже раз признался Швальбе, покосившись на оживленно жующего сержанта.

- Агха! – проглотил кусок Мирослав и нацелился за следующим. – Что твой заместитель разбирается в искусстве, это страшно. А вот то, что ты затеял, тебя не пугает!

- Не трожь жратву, - строго повелел капитан. – Это рабочий инвентарь, а не повод набить брюхо. И вообще, все мы умрем. А вот то, что мои подчиненные наглым образом истребляют инвентарь, пугает сильнее. Орднунг и дисциплинус!

- Не жадничай! Все равно оплачено.

- Ты точно не иудей? - нехорошо прищурился капитан.

- Вот убьем всех, поедем к московитам! В бане и узнаешь, иудей я или еще кто.

- Ба-а-аня… - капитан покатал на языке приятно звучащее для понимающего человека слово. – Ну, как-нибудь обязательно съездим. Но потом.

Сержант поднялся с лавки, освобождая ее для носильщиков, хлопнул Швальбе по плечу и негромко сказал:

- Ты, это, Гюнтер, если что, это дело… Есть у меня один заветный кисетик…

- Не дождетесь, – Гунтер аж вздрогнул и перекрестился. – Ты же опять все перекрутишь. Шварцвальд мне нравится, в Жеводан не хочу!

- Ну, я свое слово сказал, - понимающе хмыкнул Мирослав. - Дело за тобой.

* * *

Дверь гулко бухнула, снаружи заскребло – вход крепко подперли жердиной, а то и двумя. Теперь из дома хода не было до самого утра, разве что в окошко сигать. На дворе смеркалось, внутри же стало совсем темно – бычьи пузыри в узких рамах почти не пропускали свет. Швальбе деловито затеплил несколько свечей, расставил их по углам стола и на бочонке. Расправил плечи, строго постучал костяшками пальцев по бочонку, проверяя степень заполненности. Снова задумался обо всем, происшедшем в доме.

У перепуганного Карла действительно приключилось нехорошее. То ли домовой сошел с ума, то ли маленького помощника извели, но в жилище определенно поселился некто. Очень недобрый, не любящий людей. Все началось с того, что стала падать с полок посуда, до того, вроде бы, стоящая у самой стенки. Списали на проделки шкодливых детей, исполосовали им зады. Но нехорошесть не прекратилась и быстро подросла, как в размерах, так и в последствиях. Цыплят, взятых ради убережения от непогоды под крышу, нашли утром, передушенных всех до одного. Хозяева и рады были подумать на ласку или хоря, но ни один зверь не складывает тушки ровными рядками.