Дети гарнизона

– Кажется!. И я покажусь, а то после этих берегов – чего не бывает! Эти мужики-такие твари беспардонные. Некоторых прямо поубивала б. А стоит ему ножкой шаркнуть, и так по змеиному – ну что ты, цветик, ласточка моя, приобнимет, поцелует – я и потекла, заструилась… Сама себя потом ненавижу, но сделать с собой ничего не могу. Слабая я на это дело. А потом вспоминаю – с кондомом это было или без? Одно слово – баба.

Ленка с ужасом слушала ее, не представляя, как будет все, если действительно все подтвердится. И что теперь будет с учебой, с работой, и что скажет папа, если узнает?.. А мысли, застигнутые врасплох теткиными откровениями, уже уносили ее в то недавнее прошлое, рана от которого еще не зарубцевалась на влюбчивом девичьем сердечке...

Путь в лагерь наслаждений. Семейные хроники.

...Тогда, после школьного выпускного, проснулась на своем девичьем диване зрелой хозяйкой души и тела. Даже птицы за окном чувствовали это. И оттого щебетали и чирикали веселей и задиристей, и чудилось в птичьем пересвисте:

– «Большая, большая», – ухали горлицы.

– «Знает, чего желает, знает», – чирикали воробьи.

Так послышалось? Нет, так было в самом деле. Со школой покончено. Упал последний занавес, отделявший от осуществления взрослых, потаенных желаний, и мир блистал перед глазами, залитый летним светом. В этот миг Ленка обожала всех – и осунувшегося от бессонницы и раздраженных мыслей несчастного отца, и его калечный «Запорожец», и тряскую, в колдобинах, дорогу, по которой повез дочку прибрежной дорогой на Тарханкут, в лагерь любви и наслаждений.

Дорога натянутой тетивой звенела под колесами.

– Едем на самую западную оконечность полуострова, – знающе комментировал отец. – Земли эти давно населяли люди. Вон, видишь? На возвышенности холмы-насыпи – это курганы, могильники тысячелетиями кочевавших народов...

– А они что, не могли хоронить в одном месте? Превратили степь в кладбище, – удивлялась Ленка. Это умение простодушно удивляться, доставшееся от отца, и доставляло радость, и временами серьезно осложняло потом ей жизнь в южной столице.

– Погребенных запечатывали особым ритуалом, чтобы живых не беспокоили их души. Приносили в жертву не только животных, но и людей. Считалось, что ритуалами что хочешь можно наколдовать – можно вызывать дождь, бурю, засуху, мор. – Приободренный, зажегшимися огонькамми любопытства в дочкиных глазах, папа сосредоточился за рулем: – Курганные раскопки – весьма опасное занятие. Многие из курганокопателей пропадали, сходили с ума или быстро умирали от странных болезней. Вот тебе пример: один капитан из старой бабушкиной истории, ну который застрелился. Где-то здесь, и нашему далекому предку досталось, он ведь тоже, раскапывая курганы, попал под заклятие, от которого наш род страдает вот уже с две сотни лет. Вот и бабушкин крестик, оберег, тоже из этих мест. И тетрадка. Не бойся, они будут хранить тебя... – Он притормозил авто на обочине, взял трофейный портфельчик и, покопавшись в кожаном чреве, вынул и протянул ей крестик. Невольно уголки его глаз повлажнели.

– Нет, все-таки мама права, ты – чудик. Папа, я все это знаю давно, и про крестик, хранить будет,и про тетрадку. Опять ты переходишь к паранормальным явлениям? Чего завелся? Господи, дел-то! Ну хоронили своих в курганах, и молодцы! Значит любили и почитали, это вполне рационально – погребать родственников в одном месте, не то, что у нас – бабушка в одном месте, дедушка вообще неизвестно где лежит, а мы там, где похоронят…Скучно!

– Послушай, что тебе скажу. Ты взрослая уже,должна знать. Мы и правда дворянского роду, у нашей семьи было поместье в Тарханском крае. Бабушке было пять лет, когда судьба разлучила ее с семьей. В 20-м, когда шел последний этап эмиграции, семья в спешке уходила из Севастополя. Совсем крошка, слегла в горячке. С испугу подумали, что сыпняк, и все переболеют и умрут. Власти забрали в карантин, перед самым отходом последнего парохода. Представляешь горе родителей? Надеялись, что Советы ненадолго, и они скоро вернутся.

– Поместье, говоришь?.. – заинтересовалась Лена.

– Крошку осталась на попечение Зины, няньки-кормилицы. Хорошая воспитанная девушка из местной тарханской семьи, которая служила нам несколько поколений. По возрасту годилась скорее в старшие сестры, чем в няньки. Она выходила твою бабушку в лихолетье. Остались в Севастополе, где разразился красный террор.

– Ну да, ты как-то рассказывал уже – промямлила дочь, но вдруг встрепенулась. Ее осенило: – Пап, ведь сейчас наступило новое время, так? Интересно, а что, нам и поместье теперь могут вернуть?