Дети гламура

То ли потому, что последним образом «возлюбленного», который представился Оленьке, был противный толстяк, то ли по каким другим причинам — Александр Александрович ей понравился. Был он вовсе не толстый, скорее худощавый и невысокий. Голова с орлиным носом имела гордую и красивую посадку, красива была и каштановая шевелюра. Только глаза немного подкачали — левый вполне отчетливо косил. Но Александру Александровичу почти удавалось это скрывать с помощью демонически приподнятой брови, за счет чего его взгляд обретал этакую инфернальность.

К тому же он был вовсе не так стар, как представила себе с перепугу Олечка. В общем, Оля влюбилась. По гроб жизни и безнадежно. Тем более что он был так хорош, так любезен, говорил такие умные слова… Ей даже не пришлось отзывать Катю в коридор — и так было понятно, что сватовство майора прошло удачно и никого за шлейф ловить не придется.

После скромного ужина с шампанским и консервированными ананасами Оля засобиралась домой. Галантный кавалер вызвался отвезти ее. Конечно, можно! Что за вопрос! Ух, как гордо Оля хлопнула дверью, выходя перед общежитием из иномарки! Ух, как выпялились девчонки из окон! В животе бурчало от ананасов, но сердце радостно сжималось.

ГЛАВА 20

Страх давно прошел — остался мерзкий осадок на дне души, остались смутные воспоминания о маленьком городке, где прошло его детство… Обычное детство провинциального подростка из небогатой семьи, где чаще давали подзатыльники, чем ласкали. Мать — ширококостная, постаревшая раньше времени, грубоватая и громкоголосая. Она работала маляром, каждый вечер принося в дом неистребимый запах масляной краски. Мама очень уставала на работе, и на домашние хлопоты у нее сил не оставалось.

Приходя из школы, Олег разогревал себе обед и спешил удрать на улицу. В квартире типовой хрущобы не пахло уютом. С большим удовольствием он бывал дома у одноклассников, неизменно удивляясь тому, что их матери по воскресеньям пекут пироги. У них же по воскресеньям неизменно затевалась большая стирка, из крохотной ванной комнаты доносился плеск воды и грохот тазов, завывания едва живой стиральной машинки. Распахнутая дверь выпускала клубы неприятно пахнущего хозяйственным мылом горячего пара, от которого отставали обои в прихожей и чихала кошка. Олег незаметно ускользал на улицу, приходил только вечером, когда мать уже гладила подсохшее белье, валясь с ног от усталости, и получал непременную затрещину — за то, что не помогал.

Раз в неделю мать варила огромную кастрюлю ленивых щей, с крупно нарезанной капустой и неизменной ненаваристой костью, о которой почему-то всякий раз думалось, что она осталась еще с прошлой «генеральной» готовки, загружала варево в холодильник, и целую неделю вся семья была сыта этим неприхотливым блюдом, скрашенным, пожалуй, лишь темно-зеленой лодочкой лаврового листа да невеликой горсткой кругленьких перчинок.

Впрочем, и семья была невелика. Еще был отец, он работал бухгалтером, но отец тоже всегда был очень занят, дома бывал редко, а когда бывал, то все читал книги или думал о чем-то своем, о чем ни с кем не разговаривал. И уж тем более с матерью — они с матерью вообще не говорили, и это Олежку не удивляло, он привык.

Жизнь текла ни шатко и ни валко, как это вообще бывает в маленьких, пыльных городках, где никогда ничего не случается. Но в этом случилось, и не сказать, чтобы жители были особо этим обрадованы. Самый дурной фильм ужасов из тех, что шли в единственном городском видеосалоне, не шел в сравнение с произошедшим. В то лето нашли сначала одного убитого, растерзанного ребенка, потом другого… Следующей жертвой стала одноклассница двенадцатилетнего Олега, Вика Концедалова, хорошенькая бледная девочка с огромными шоколадными глазами, она жила в соседнем подъезде.

Вика часто болела, и Олег носил ей домашние задания. Иногда они вместе делали уроки. Вика отставала от одноклассников, а Олег уже тогда проявлял математические способности, да и вообще ему все давалось легко.

Объясняя условие особо заковыристой задачи, он искоса смотрел на соседку, щеки ее румянились от напряжения, золотистые ресницы дрожали, она часто облизывала узкие, яркие губы. Вика с ногами залезала на стул и порой случайно прижималась к Олегу плечом, и тогда ему отчего-то становилось жарко.