Дети Глуши (СИ)

За окном окончательно стемнело, и мне пришлось включить свет. Тусклая лампочка пару раз мигнула, загорелась и осветила комнату. Рой на кровати пошевелился, но не проснулся, а Дин натянул одеяло на голову, закрываясь от света. Обычно мы экономили электричество, стараясь быстрее поужинать и лечь спать. Да и выматывались на работе так, что сил не оставалось для долгих посиделок. Однако дважды в неделю у меня, и у Дина была школа. У мальчишек занятия были по четвергам и воскресеньям, у девочек — в среду и субботу. И волей-неволей к ним надо было готовиться, ведь без аттестата можно забыть о приличной работе навсегда.

Разделили нас по классам не случайно: после войны в Глуши молодёжь рано начинала встречаться, вот чтобы во время учёбы никто не отвлекался на флирт, и было решено проводить отдельные занятия. В школу ходили дети и подростки от десяти до шестнадцати лет, нас учили читать и писать, простейшей математике и истории, а также навыкам, которые могли пригодиться дома: как сделать заплатку, приготовить обед или починить мебель. Физкультуру из уроков исключили в первый же год. У детей в Глуши мышцы были и так натренированы тяжёлой каждодневной работой.

Школу я не любила по двум причинам: я знала всю программу наизусть и не переносила своих одноклассниц. Когда Рой записал меня на первое занятие, выяснилось, что и читать, и писать я умею. С математикой вот поначалу не дружила, но складывать и вычитать могла, и когда мне среди книг в одном заброшенном доме попался учебник арифметики, дело сразу пошло на лад. Поэтому на уроках мне было откровенно скучно. К тому же, большинство учителей не старались вложить в наши головы знания, а просто зачитывали материал, предоставляя ученицам возможность заниматься своими делами, из чего вытекала вторая проблема — я совершенно не умела контактировать со своими одноклассницами. Над моей мальчишеской внешностью девчонки посмеивались, гордо выпячивая подросшую грудь или подчёркивая тонкую талию. Своей талией я тоже была довольна, а вот о груди ничего сказать не могла — из-за отсутствия оной. Не зря же меня первое время за мальчика принимали, а в шапке и со спины вовсе с Дином путали.

Первое время конфликты были незначительными. Ну, задирают, шушукаются в сторонке, ну, отворачивают носы при моём появлении — обидно, но не страшно. Но когда стали пропадать тетради, а в выданных учебниках появились вырванные страницы, я забеспокоилась. И решила ответить. Пакостила по мелочи, плела интриги и ставила на место, когда зарывались.

Дин о нашей мелкой войне с девчонками знал, но Рою не рассказывал. Понимал, что одноклассницы ведут себя так из-за нашего старшего брата, ведь частенько меня закидывали вопросами о наших отношениях, просили познакомить, а то и откровенно набивались в гости. Рой был свободным, симпатичным, постоянных связей не заводил, и многие девчонки положили на него глаз, надеясь окрутить.

Мои отказы вмешиваться в жизнь брата одноклассниц бесили. Одни считали, что я не знакомлю их из вредности, другие — что я сама не прочь встречаться с Роем. Не родные же. И тот факт, что брат просил не лезть в его личную жизнь, им даже в голову не приходил! Поэтому, приходя на занятия, мне приходилось отбиваться от нападок девчонок, параллельно стараясь выкроить из полученного материала крупицы новых сведений. В целом школа оказалась нудна и бесполезна, и не будь там уроков истории, я вовсе ее прогуливала бы.

Я вздохнула, переведя взгляд на домашнее задание. Десяток вопросов по истории и нерешённая математика. Задачек было немного, и потому я отложила их на последний день. Кто же знал, что мы столкнёмся с тварью, и будут более важные проблемы, чем невыполненное домашнее задание? Но пока в округе было тихо, поэтому, продолжая прислушиваться, я принялась за уроки.

Те вопросы по истории, в которых сомневалась, я оставила на утро. Всегда можно было уточнить у Дина. Из-за любопытства его альта Эрнесто, брат прочитал кучу книг и знал, наверное, не меньше учителей. Хотя с историком нам повезло. Предмет вёл пожилой преподаватель, невысокий и круглый, как шарик, с залысиной и добродушной улыбкой, неуместно смотревшейся на изрезанном шрамами лице. Мистер Бартон побывал на войне, помнил историю до первого Прорыва и любил вставлять в сухие даты факты из реальной жизни.

С математикой дела обстояли хуже. Суховатая и строгая мисс Хорн невзлюбила меня со второго года обучения, когда я, прочитав от корки до корки учебник арифметики, по глупости поправила её на одном из уроков. Если вначале она не обращала на меня внимания, то после этого эпизода стала изводить, придираясь к каждой сомнительно прописанной цифре. С тех пор решения приходилось расписывать как можно подробнее и следить, чтобы не было ни единой помарки в чистовике.

«Сама виновата, нечего строить из себя самую умную», — в который раз напомнила я себе, аккуратно записывая решение в тетрадь. Зато почерк после многочисленных стараний стал намного лучше!