Дети грозы. Книга 4. Сердце убийцы

Трактирщик, только подобравшийся к двери на улицу, подобострастно кивнул и показательно опустил засов – он, мол, вовсе не намеревался сбежать, как можно!

– Кто он такой? Ты его знаешь? – шепнул Хосе провожающему артистов наверх Гонзалесу.

В ответ трактирщик съежился, дважды сомкнул прямые пальцы, изображая ножницы, и приложил палец к губам.

Ожидая, что вербовщик вот-вот очухается, Стриж прислонил его к стене, а заодно связал руки его же поясом. Найденный тощий кошель Стриж сунул себе в карман. Пригодился и чудом уцелевший на столе кувшин с пивом – Стриж плеснул кислятиной в лицо пленнику, чтобы тот быстрее пришел в себя.

Осторожные шаги на миг отвлекли Стрижа. От замершего на середине лестницы Гонзалеса исходили физически ощутимые волны нездорового любопытства пополам со страхом.

– Бие Гонзалес, вы что-то хотели? – тихо осведомился Стриж.

– Нет-нет, ни в коем случае! – Гонзалес попятился. – Может, вам что-нибудь нужно?

– Не беспокойте меня. И проследите, чтобы никто не беспокоил, – приказал Стриж. – Из дома не выходить!

– Слушаюсь, вашмилсть…

Вздрагивая и утирая лоб, трактирщик убежал наверх.

«Трус, предатель. Бесполезен», – мимолетно подумал Стриж, сгребая со стола горсть соленых орешков и подтягивая табурет поближе к вербовщику.

Глава 7 Смерть и кот

…феномен частичного вхождения Хисса в своих слуг, называемых Руками Бога, слабо изучен ввиду сложности общения с ткачами. Однако из слов тех ткачей, с которыми пошли на контакт, следует, что погружение в Тень вызывает некую эйфорию, чувство всемогущества и власти, что-то вроде принадлежности высшей силе. Эта эйфория настолько прекрасна и желанна, что ткачи охотно берутся за любые, самые сложные и опасные заказы. Они уверены, что в посмертии Хисс будет благосклонен к ним, и в следующих жизнях снова позволит служить ему.

Постоянное соприкосновение с божественной волей чрезвычайно сильно воздействует на психику ткачей. Большинство из них перестают ценить что-либо, кроме похвалы Хисса, и стремятся во что бы то ни стало ощутить эйфорию снова.

Любые морально-нравственные ограничения, случайно оставшиеся в подмастерьях, после первых же исполненных заказов исчезают бесследно. Единственным мерилом правильности для ткача является воля Хисса.

С.ш. Рогнеда Призрачная, «Божественные Ножницы в Мертвой войне»

5 день пыльника. Беральдос, север Валанты

Мигель Хорхе по прозванию Ревун

С трудом продрав будто залепленные тиной глаза, Ревун увидел перед собой давешнего белобрысого актеришку, грызущего орешки и швыряющего скорлупки на пол. Попытался приподняться и, помянув Хисса, плюхнулся обратно – шакалий сын связал его. Сквозь липкий, гудящий туман в голове всплыло последнее, что он видел – эта же смазливая физиономия с робкой улыбкой и тьмой Ургаша в глазах. Улыбка никуда не делась, только стала наглой и снисходительной, тьма же исчезла бесследно.

«Ткач. Проклятье! Вот везет на выродков. Надо ж было принять убийцу за шлюху! Но что ему надо? Неужели Пророк?!»

Пророк был единственным, что могло бы заинтересовать гильдию. Несущий Свет, Провозвестник Чистоты и Вечного Блаженства. Родной брат белобрысой твари, лишь прикидывающейся человеком: раз поглядев в глаза ткачу, Ревун больше не сомневался в том, что за сила помогает Пророку.

«Светлая, дай быстрой смерти, – сообразив, зачем убийца оставил его в живых, взмолился Ревун. – Не отдай меня отродью Бездны!»

– Ну?

Равнодушный голос словно ударил под дых, вышибив весь воздух.

– Ревун я. Шайка вот своя… была… – невольно Ревун скосил глаза вправо, где лежал в луже крови его помощник. Волна животного ужаса вновь накрыла его, на пару секунд лишив речи.

– Угу. С проповедником знаком?

Орешек захрустел на крепких зубах ткача.

– Знаком, а то. Вербую мужичье в Армию Справедливости, вот как этих…

Ревун кивнул на трупы, глубоко вздохнул, как перед прыжком в ледяное море, и принялся выкладывать все. Подряд. Пока он рассказывает – он жив, и даст Светлая, ткачу нужны только его слова, а не его жизнь.