Дети грозы. Книга 6. Бумажные крылья

Матросы тем временем споро разгружали шлюп и складывали груз на причал. Неподалеку уже собирались портовые бездельники: таким не надо дара, чтобы унюхать, где плохо лежит. К концу выгрузки, на счастье шкипера, появились два местных стражника, один высоченный и худой, второй – обычный.

– Грот, твою налево! – радостно заорал шкипер. – Прими груз, с меня причитается!

Высокий стражник, пнув ближний тюк, высказался насчет обнаглевших речных крыс, которым следует выдрать рыжую бороду за неуважение к мундиру и какое-то там прошлогоднее пиво с тиной. Второй что-то начал говорить в поддержку, но Роне надоело слушать.

– Эй ты, – окликнул он высокого стражника.

Едва тот обернулся, Роне спрыгнул на причал и велел:

– Забудь, что ты меня видел. И пригляди за грузом.

Стражник растерянно кивнул и открыл рот, чтобы привычно нахамить, но ругань застряла у него в горле. Действительно, тут же нет никого – не ругаться же на пустое место.

Похлопав Нинью по крупу и разрешив ей уйти попастись в тенях, Роне взбежал на борт шлюпа и отпихнул рыжего от штурвала. Матросы уже торопливо отдавали швартовы и поднимали парус.

– Грот, слышь, головой отвечаешь за мой груз! – напоследок крикнул шкипер.

Роне против воли усмехнулся: вот сообразительный наглец, и не боится! Взять, что ли, в слуги – сколько ж можно жить среди мертвецов?

Подумал и тут же выкинул из головы. Пока у него другая задача.

В погоне за торговой посудиной не было ничего увлекательного. Обычная работа: наложить на шлюп полог невидимости, разогнать до сорока с лишним узлов и удерживать подальше от берегов, мелей и кишащих в Вали-Эр торговых и рыбацких посудин. Рутина. Которая давалась Роне неожиданно легко – словно воздушная стихия вдруг стала не едва проявленной третьей, а полноценной, равной его первородному огню. Как у Дюбрайна.

Роне почти ощутил его рядом. Почти услышал его запах. И пообещал себе непременно выбраться вместе с ним на море. Дайм наверняка любит море, не зря же он сам на него похож.

Правда, мысли о светлом шере не помешали Роне слегка нарушить закон. Совсем слегка. Чтобы не тратить собственный запас, он приспособил матросов под источник энергии: наложил на каждого простейший аркан гнева и медитировал под брань и звуки потасовок. Следить, чтобы матросы не покалечились до неспособности работать, он предоставил шкиперу – тот и без ментального воздействия проклинал «косоруких тюленей», а самого Роне мечтал сбросить за борт и скормить ракам. Что ж, беспомощная злость – неплохая приправа к основному блюду.

Посудина, на борту которой убийца понадеялся сбежать из столицы, показалась за час до полудня. Обшарпанная шхуна, груженая ольберской шерстью и кожами, шла довольно быстро для такой рухляди. Роне снял с матросов аркан, чтобы не передрались снова в самый неподходящий момент. Оборванцы тут же забились по углам, подальше от злого шкипера – благо от парусов Роне их попросту отогнал, чтобы не мешали воздушным потокам.

– Эй, ты! – крикнул шкиперу Роне, когда до шхуны оставалось не больше трех сотен локтей. – Быстро вооружай оборванцев и стройтесь на палубе. Пойдете со мной. Одного оставь за штурвалом.

Последние минуты перед абордажем он вслушивался в след и готовил ловчие сети. Мальчишка, похоже, спал – поисковая нить вела в каюту по правому борту. Матросы шхуны занимались кто парусами, кто мытьем палубы, кто-то просто сидел на бухте канатов и пялился на проплывающие мимо поля. Рулевой зевал около закрепленного штурвала: русло здесь было широким и прямым, как гномьи железные дороги.

– Как только скажу «пошли», прыгаете на борт шхуны, – скомандовал Роне контрабандистам. – Идите за мной, держите наготове веревки. Никого не убивать!

Последний приказ Роне добавил исключительно ради светлого шера. Почему-то не хотелось делать то, что ему не понравится, даже если Дайм никогда и не узнает о подробностях этого маленького приключения.

– А как же команда… – начал один из матросов.

– Цыц, – оборвал его шкипер. – Благородному шеру виднее.

Абордаж прошел на диво гладко. Шлюп нагнал шхуну, выровнял скорость и притерся к левому борту. Матросы на шхуне свалились сонными кулями, где стояли. Роне взлетел на высокую палубу, метнулся к нужной каюте, вышиб запертую дверь… и захохотал, как ненормальный.

На подвесной койке валялась кукла размером с ладонь, сделанная из тряпок, с нарисованными угольком глазами и желтыми нитками вместо волос. Одеждой ей служил обгорелый кусок атласа, приколотый иголкой из звездного серебра.

– Вот лихорадка, дери тебя семь екаев! – утерев выступившие на глазах слезы, пробормотал Роне, протягивая руку к кукле. – Лихорадка… – повторил он, когда при первом же касании его ауры кукла вспыхнула сине-лиловым пламенем и сгорела, оставив на засаленном матрасе лишь силуэт из сажи.

Позади послышалось недоуменное шуршание: рыжий шкипер, заглянувший в выломанную дверь, пытался понять, что тут происходит. Ничего объяснять ему Роне не собирался. Не признаваться же вслух, что девчонка его переиграла! Достойная, дери ее, ученица. Его ученица! Проклятье.