В одном английском городе умерла горячо любимая бабушка. Ее сын, русский, женатый на англичанке, позвонил мне и попросил приехать. Первое, что я заметил, когда приехал: детей в доме нет. Я спросил, где они, и мне ответили: «Разумеется, мы их отослали. Им нельзя оставаться в доме, где лежит покойница». — «Почему?» — «Потому что они знают, что такое смерть». Я подумал, что они знают гораздо больше, чем я, и гораздо больше, чем их родители, и сказал: «Так что же именно они знают о смерти?» — «О, они знают, что такое смерть. На днях они видели в саду крольчонка, которого разорвали кошки». Я сказал: «Значит, вы хотите, чтобы ваши дети думали, что это и есть смерть? Чтобы, когда кто-то умрет, они представляли себе вот это? Чтобы, когда они идут на похороны, они думали, что в гробу этот невыразимый ужас?» — «Ну а чего вы хотите?» Я сказал: «Они должны понять, что такое смерть во всей ее глубине и красоте. Вы должны вернуть детей». У нас вышел настоящий русский спор по этому поводу, но, как видите, мы остались живы. Детей вернули, но мне сказали, что у них будет нервный срыв, что они никогда не оправятся от этого, что это отметит их на всю жизнь и что в этом будет моя вина. Я сказал: «Хорошо». И детей вернули. Одному было семь, другому восемь или около того. И я сказал им: «Ваша бабушка умерла». — «Что это значит?» Я ответил: «Несколько вещей. Во-первых, вы помните, как она была прикована к постели несколько лет и страдала от жуткой боли день и ночь. Теперь она не страдает телом. И во-вторых, она часто говорила вам, что очень хочет снова встретиться со своим мужем, который давно умер. Теперь она с ним и с Богом». И один из детей сказал: «Значит, она счастлива». Я сказал: «Да, счастлива. Ваши родители несчастны, но она счастлива. Хотите увидеть ее?» — «Да». Мы пошли в комнату, где лежала старушка. Она была очень красива в свои восемьдесят с лишним лет; она много страдала в жизни и очень трудно переносила болезнь, от которой умерла, промучившись несколько лет от боли. Теперь она лежала на кровати, умиротворенная, тихая; все страдание ушло с ее лица, все муки прошли, в комнате была тишина смерти. И я помню, как девочка сказала мне: «Какая она красивая!» А мальчик сказал: «Так это и есть смерть?» И я ответил: «Да».
Конечно, не всякая смерть такова. Бывают аварии, несчастные случаи, убийства, есть война, но есть и это. Можно увидеть в смерти глубинную суть, а все остальное воспринимать как исключения; и ко всему остальному тоже можно относиться с учетом конкретных обстоятельств, потому что одно дело — быть убитым, а другое — отдать свою жизнь.
Во Франции во время немецкой оккупации для прикрытия своей работы в Сопротивлении я преподавал в русской школе. У меня была ученица — обыкновенная, непримечательная девочка, хорошая девочка, но не более того. Однажды во время обстрела бомба попала в их дом, все спаслись, пересчитали друг друга и обнаружили, что одна старушка не вышла из дома, который уже загорелся. Девочка, не задумавшись, пошла в огонь, чтобы спасти старушку, и не вернулась. Это трагическая смерть. Если представить, как выглядело ее тело, когда его извлекли, физической красоты в этом не найти; но это было проявление, провозглашение величия духа. Даже то, что это тело пострадало и обгорело, свидетельствовало о чем-то великом и позитивном.
Так что можно показать ребенку смерть и дать посмотреть на нее. Как я уже сказал, я не поведу ребенка в морг смотреть на тело, изуродованное при аварии. Но это исключение, обычно смерть не такова.
Я всегда ценил, что в нашей Православной церкви гроб на похоронах открыт. Тело приносят в гробу сразу после смерти или как только это смогут сделать сотрудники похоронной службы, и оно остается там до похорон. Это может быть несколько дней, может быть и больше, в зависимости от обстоятельств. И все приходящие в храм подходят к гробу, молятся и целуют умершего, прощаясь с ним. В день похорон заупокойная служба совершается также вокруг открытого гроба и также бывает этот прощальный поцелуй.
Я служу священником в Лондоне почти сорок лет и видел много похорон, потому что все наше старшее поколение уже умерло. Я приводил попрощаться с умершими всех детей, приходивших в храм, и их реакция всегда была одинаковой: «Каким спокойным он выглядит, как красиво ее лицо. Можно мне поцеловать ее на прощание?» Единственно — нужно обязательно предупредить: «Да, можешь поцеловать его (или ее), но тело будет холодным, потому что тепло — признак жизни, а холод — признак смерти». Иначе ребенок испытает шок от неожиданности; неожиданное всегда, во всех обстоятельствах вызывает шок и у старых и у молодых. Но это знакомство со смертью есть нечто очень важное, что мы утратили в городах, потому что не видим смерти.