Дети, играющие в прятки на траве. Легендарь

— А ты вдумайся! По-твоему, есть некие условные фигуры, мало значащие сами по себе, которые вещают здесь, сейчас, смущая тихих обывателей какою-то особенной крамолой, но в действительности произносят не свои слова и поступают не по зову собственного сердца, а лишь следуют секретным указаниям могущественных личностей или сообществ, остающихся в тени. Своеобразный тайный заговор, извечная попытка управлять людьми и государствами как бы неявно, исподволь, чтоб в случае внезапной неудачи невозможно было пальцем указать на настоящего виновника. По-твоему, мессии и пророки — лишь удобное орудие в борьбе за власть. И сами по себе они — фигуры подставные, ролевые, ежели угодно. Ведь за страждущими и блаженненькими, пламенно взывающими к массам, эти массы двинутся с гораздо большим воодушевлением, чем за обычными, ничем не примечтельными, но весьма толковыми людьми, которые конечно же преследуют свои, сугубо прагматические интересы. Интересы стада пастырем в расчеты не берутся, если только вдруг не совпадают — по нечаянности, в некий промежуток времени — с тем целеполаганием, каким в своих поступках руководствуется пастырь.

— Ну и что? — спросил я, все еще не понимая, куда клонит Левер.

— А вот то! — провозгласил он с торжеством. — И в этом наше расхождение. Весьма принципиальное, имей в виду. Ты хочешь убедить меня: пророков и мессий их современники прекрасно знают, не догадываясь, впрочем, что они собою представляют. Видят только маску. Оттого и следуют за ними, оттого и помнят много лет спустя. Ну, разве некоторые факты, чересчур уж однозначные и, так сказать, сиюминутные, любовно облекают в более красивые и более условные одежды мифа…

— Да, — после краткой паузы признал я, — что-то вроде этого. Но разница, похоже…

— Самая принципиальная! — восторженно заверил Левер. — Потому что я считаю: ни пророков, ни мессий, известных людям, не было совсем.

— Ах вот как…

— Безусловно, были некие учителя, творцы неканонических систем. Но что особо важно: никаких чужих идей они не выражали! Не служили ширмой для кого-то там —реального, но тайного властителя умов. И все поступки совершали сами — на свой страх и риск. Хотя… и не такой уж риск. Ведь современники их, в сущности, не знали: слишком одиозными, несвоевременными были эти самые учителя… Конечно, у них был какой-то узкий круг друзей и почитателей, возможно, даже преданных учеников. Я думаю, это естественно. А вот насчет того, чтобы пророки изменяли ход Истории, своим примером непосредственно влияя на события и на сознание людское… Не было такого, не могло быть!

— Но случалось же! — парировал я.

— В течение их жизни — никогда. А если и происходило, то гораздо позже, когда в мир иной переселялись и учителя, и те их современники, которые могли бы загореться новыми идеями. Пружины запускали не учителя, отнюдь. На этом поприще вовсю трудились верные ученики, позднее — толкователи учеников, потом — различные адепты. Ты учти: разумное учение — не дело рук учителя, а плод усилий множества учеников. Они все оформляют, придают учению понятный, надлежащий вид и расставляют в нем необходимые акценты, о которых сам учитель вряд ли и догадывался. И пророк становится фигурой лишь потом, когда его канонизируют другие — те, кто как-либо сумел обосновать все тезисы его учения, кто эти тезисы представилв качестве учения. А до того пророка нет, верней, он существует, но не как пророк еще — как рядовой смутьян, зачинщик беспорядков. Это — в лучшем случае. А может жизнь прожить и вовсе незаметно, никого не задевая…

— Старый тезис: свита сотворяет короля! — заметил я пренебрежительно.

— И тем не менее, — упрямо отозвался Левер. — Если есть необходимость, и пророка, и мессию, и учителя всегда можно создать задним числом.

— Да почему же — так-то? Разве нынче — не найти?

— Не тот эффект. Учитель, явленный из прошлого, всегда глядится убедительней. Его сторонники, ученики приобретают как бы легитимность. Всегда можно выбрать из предполагаемых кандидатур — в зависимости от потребы времени — или… создать из ничего. А уж ученики, реальные или фиктивные, своими коллективными усилиями непременно слепят образ той фигуры, каковой и будут поклоняться миллионы.

— Стало быть, по-твоему, роль личностив Истории почти и не важна?

— Ну, роль военного вождя или правителя, как правило, весьма важна. Они творят событияв Истории. А роль вероучителя — иная. Он никого и никуда не направляет, никого не завоевывает — только поясняет, как необходимо жить с достоинством и как воспринимать весь этот мир, чтоб чувствовать себя в гармонии с ним. Для подобной роли личность не важна. И даже не нужна. Мешает тем, кто ставит пьесу.

— А вдруг автор будет несогласен? — мне и вправду это показалось интересным.