Здесь времени в действительности нет. Как и в любой мифологической структуре. Что бы там ни говорили нам, реальных-то событий мы не знаем и не помним. Может, и не в состоянии… Вот видите, я сотворяю миф на ваших же глазах, — сказал с улыбкою Яршая. — А возможно, и не миф…
Я где-то это слышал, вдруг подумал Питирим. Не так уж и давно… Вот — точно, вспомнил! Левер… Это
— Ну, об этом — хватит. Утомили! — объявил капризно Клярус. — Воду-то толочь… Еще прибавьте, будто биксы помнят все в отличие от нас!
— Конечно! Отчего же мне молчать?! — взорвался в бешенстве Яршая. — Именно они теперь и сберегают ценности — для вас и для меня, для всех! И каждый раз готовы поделиться, если их попросят. Но ведь наша спесь, квасная гордость за исконное происхождение…
— Довольно! — рявкнул Клярус. — Все! Нет доказательств — никаких!
Одна лишь пропаганда ваших злобных измышлений. А не выйдет! Жалкий труд! Сегодня каждый понимает: биксы — сплошь невежественны, тупы, они хуже, чем… неадритальцы, если уж хотите знать! Вот так-то!
Судя по всему, столь важное словцо — «неандертальцы» — было у него одним из козырных, хотя и очень крепких, наравне с многоэтажной бранью. Брань же он берег до лучшего момента, когда надо будет обвинять — по пунктам. Тут уж Питирим не удержался.
— Прямо форменный болван!.. — в сердцах воскликнул он. — И эдакий еще посажен быть судьей!
— Вот так-то, — повторил самодовольно Клярус. — Как законный представитель обвинения, а также непорочного суда я буду повсеместно и ежеминутно пресекать…
— Прошу прощения, — с насмешкой поклонился Питирим, не в силах удержаться, чтобы не поддеть негодника — пускай заочно, столько времени спустя!.. Он даже не заметил, что тот вдруг умолк на полуслове и возникла странная, необъяснимая на первый взгляд пауза. — Ая-то полагал, — продолжил Питирим, — что суд и обвинение у нас — одно и то же. Сколько ни присутствовал на всяческих процессах… Никаких различий! Впрочем, адвокаты — тоже не подарок. Так что… прокурор, судья, защитник — можно и в одном лице соединить. И проще, и быстрей… И, главное, как вырастет надежность нашего суда!
— Что-что? — внезапно повернулся к нему Клярус, с явным удивлением таращась из экранных недр. — На линии помехи, да? У вас поправка?
Поначалу Питирим слегка опешил: без сомнения, вопрос был задан именно ему — выходит, Клярус его реплику (верней, короткий спич) услышал! Как же так? Ведь это — только запись,
— Да! — выговорил твердо Питирим, будто и вправду находился в этот миг в огромном зале, где вершился суд. — Поправка. И по существу! Не надо лгать: биксы — не тупые и не дикие, как вы изволили заметить. Уж по крайней мере — в лучшей своей части! — от таких слов брови у внимательного Кляруса шальными птичками взметнулись к напомаженной кудрявой челке, а на грустном, замкнутом лице Яршаи проступило выражение признательного, ласкового одобренья. — Мне, к примеру, — Питирим шел напролом, испытывая чувство непонятного подъема, — биксы сделали такую операцию, какая нашей медицине и не снилась до сих пор. А вот они — сумели!
— Поконкретней можно? — неожиданно цветистым, блеющим каким-то голосом осведомился Клярус.
— Разумеется, — упрямо буркнул Питирим. — Вот вам конкретный факт: мой мозг вживили в тело мертвого, другого человека. Повторяю: человека!
— Х-м… Ваше имечко, простите? — вовсе уж угодливо осклабился, заерзав в кресле, Клярус.
— Да пошел ты кчерту! — не на шутку разозлился Питирим. — Других допрашивай! При чем тут я?
— Благодарю! — елейно-лучезарно улыбнулся Клярус. — Что же, вот — и аргументик, новый!
Что все это значило на самом деле, Питирим так и не понял, потому что вдруг изображение мигнуло на экране и слегка скакнуло, словно бы трансляцию взялась вести другая камера. И Клярус сидел прямо, более к нему не оборачиваясь, и Яршая даже крошечным намеком не показывал, что видит (или видел?) Питирима. Да, но как такое получилось? — снова изумился тот. Ведь сам процесс закончился бог знает сколько лет назад! Теперь почти уже забыт… Откуда же контакт?! И эта непонятная реакция… Причем — обоих, вот в чем парадокс!