Дети иллюзий

Услышав заветное слово, официантка, которая до этого скучала у барной стойки, срывается с места и спешит к нам с подносом в руке, на котором стоит пузатый графинчик о четырёх рюмках. Вообще-то я не собирался сегодня пить водку, поскольку не очень приветствую так называемое «смешение жанров», короче говоря, не люблю ершить, но чего не сделаешь ради друзей.

Графинчик перекочёвывает с подноса на стол. Че, отблагодарив официантку улыбкой, начинает разливать.

– Что-то как-то очень быстро принесли, тебе не кажется? – спрашивает Панк Петров.

– Чему ты удивляешься, они на водке самые большие деньги делают, – отвечает Че, – графинчик-то, небось, о-го-го сколько стоит!

Я прикладываю ладонь к графину:

– Ледяной. И рюмки, видимо, тоже.

– Да, их в морозилке держат, я видел, – кивает Че, – это чтобы не заметили сивухи. Водка-то наверняка палёная.

Его слова заставляют меня поморщиться:

– Давайте не будем о грустном, вечер только начался. За что, кстати, пьём?

– За нас в искусстве! – бодро заявляет Панк Петров.

– Может, лучше за искусство в нас? – несмело предлагает Дон Москито.

– Давайте, просто за нас, – Че поднимается, держа на вытянутой руке рюмку, – мы лучшее, что есть за этим столом!

– Принимается, – говорю я, вставая.

– Не люблю пить стоя, вы же знаете, – ворчит Панк Петров, но тоже встаёт.

– Нескромно, ну и ладно… – Дон Москито присоединяется к компании, возвышаясь над нами, он среди нас самый длинный. – Сам себя не похвалишь…

Мы дружно чокаемся, и хотя желаемого звона наши рюмки не производят, на мгновение в окрестности нашего стола образуется атмосфера праздника, ради которой и затеваются все новые годы, дни рождения, юбилеи и просто рядовые пьянки. Ледяная водка пьётся легко, хотя в ней чувствуется нехороший привкус – Че был прав, она действительно палёная.

– Ну, я готов, – говорит Дон Москито, с характерным звуком ставя на стол пустую рюмку.

– Тогда иди, поэт! – хором отвечаем ему мы. Это уже своего рода традиция.

Дон Москито делает знак рукой подзаснувшему на сцене конферансье. Получив от того подтверждение в виде утвердительных кивков, он выходит из-за стола и направляется к сцене бодрым, почти строевым шагом, что внушает нам некоторую уверенность в том, что в этот раз всё обойдётся. На ходу Дон Москито извлекает из одного кармана листок с текстом и очки из другого.

– А теперь-с, – переходя на фальцет, объявляет подскочивший к микрофону конферансье, – вы будете иметь удовольствие прослушать новое сочинение нашего дорогого гостя, поэта, чьи произведения не раз и не два звучали в этом зале. Поприветствуем знаменитого Николая Комарова!

Из зала, а точнее, из-за нашего столика, доносятся энергичные аплодисменты и одобрительные возгласы. Объявленный подходит к микрофону и жестом просит нас помолчать. Мы подчиняемся и принимаем, наконец, сидячее положение. Лично я с удовольствием плюхаюсь на стул и вытягиваю под столом ноги. Дон Москито в это время безо всякого вступления начинает:

Мне тут моя закатила истерику:
«Мол, всё надоело, хочу в Америку!»
«На кой ляд, – говорю, – ты там сдалась?»
А она мне с размаху по морде – хрясь!

Я ей: «Давай лучше в Питер на майские!»

Она ни в какую, коза валдайская!
«Тогда, может, с друзьями на дачу?»
«Гопники, – говорит, – твои друзья, и алкаши в придачу!»

«Что бы это могло значить?» – думаю я, переваривая смысл услышанного. Додумать мысль мне не удаётся, поскольку мой взгляд, который был прикован к читающему Дону Москито, вдруг сам собой фокусируется на девушке, сидящей за столиком между нами и сценой. Оказывается, она смотрит, и, вероятно, смотрела раньше, в мою сторону. Наши взгляды встречаются, но девушка не отводит глаз, напротив, продолжает смотреть, чуть повернув голову влево, видимо, демонстрируя свой самый выгодный ракурс.

Честно скажу, в таких случаях я всегда чувствую себя неловко – не могу спокойно выдержать женский взгляд, особенно такой. Может, какие наглые красавцы на это и способны, но только не я. Поэтому после нескольких секунд гляделок я отвожу взгляд в сторону, то есть на Дона Москито.

Со сцены доносится:

Вот так и живём – ни друзья, ни враги,
Я ей: «Люблю!»; Она: «Купи сапоги!»
Ведь женщина – очень капризный предмет:
Кончились деньги – её сразу нет.

– Последнюю фразу я бы приказал высечь в камне, – шепчет мне на ухо Че.

Машинально киваю в ответ, а у самого не выходит из головы та, что с полминуты назад активно на меня таращилась. Бросаю якобы случайный взгляд в её сторону, но она занята разговором с тем, кто сидит рядом, и мне виден сейчас только её затылок.

«Может, она меня с кем-то спутала? – думаю я. – Или с одеждой что-нибудь не так?»