Электричка отчаливает от платформы «Заветы Ильича», оставив на ней небольшой десант разновеликих дачников. За окном снова начинает мелькать успевшая поднадоесть листва, а в отсутствие таковой – убогие строения с крохотными участками земли вокруг, на которые и стремятся попасть все эти люди с рюкзаками и завёрнутым в мешковину садовым инструментом.
– Так вот что такое «Раб с хижиной», – в очередной раз ловит выпущенную в эфир мою мысль Татьяна.
– Именно это, – киваю я, а сам мыслями опять возвращаюсь в позапрошлую ночь.
А было всё вот как.
После разговора в прихожей Светка по-хозяйски прошла на кухню и стала варить мне кофе. С трудом протиснувшись в показавшийся спьяну невероятно узким дверной проём, я приземлился на табуретку и начал за ней наблюдать. А наблюдать было за чем.
Выставив на моё обозрение грушевидный, обтянутый узкой юбкой зад, Светка уверенно и грациозно перемещалась вдоль нехитрых моих пищеобразующих приспособлений. Её движения были точны и бесшумны, как у хорошо смазанного киношного робота. Смотреть на неё – одно сплошное удовольствие. Но более всего восхищало то, что она прекрасно знала, где и что лежит. Она без труда нашла кофе, турку, чашки, и всё остальное. Короче говоря, Светка настолько органично вписывалась в мой шестиметровый пищеблок, что в какой-то момент мне стало казаться, будто она здесь уже давно, и я попал в параллельную реальность, где мы с ней женаты. Когда в турке закипело, она, наконец, повернулась ко мне лицом.
– Пей, – сказала Светка, поставив передо мной чашку с дымящим, как пароходная труба, кофе.
Я выпил.
– Ешь, – сказала она, протягивая мне невесть откуда взявшийся бутерброд с сыром.
Я съел.
– Теперь в душ, – и Светка, мягко взяв меня под локоток, словно ребёнка проводила до ванной.
– Горячей воды ещё неделю не будет, – робко попытался откосить я от этого дела.
– Это даже лучше, – сказала она голосом моей первой учительницы и втолкнула меня внутрь.
Когда я, мокрый и практически трезвый, вышел из ванной, Светка была уже готова. Она возлежала на моей кровати голая в позе Энгровской одалиски, в очередной раз представив пред мои очи свой беспроигрышный зад. Несмотря на это, я успел про себя отметить, что, пока я честно плескался под ледяной водой (что на общажной фене цинично называется «Карбышевкой»), моя бывшая успела похозяйничать и в комнате: расстелила постель, предварительно куда-то убрав лежавшие на ней вещи, распахнула окно и накинула газовый шарфик, в котором пришла, на торшер, создав уместный в этих случаях интим. Сказав заветное: «Эни-бени-раба» и мысленно щёлкнув хвостом, я пошёл в наступление.
Годы супружества, несомненно, пошли Светке на пользу. Она стала раскованнее (хотя она и раньше-то не отличалась особой зажатостью) но, главное, горячее. Она приняла меня в свои объятья так, словно провела восемь лет в женской колонии и избегала там лесбийской любви. Я был удивлён, даже шокирован, и при этом растроган. Можете надо мной смеяться, но по ощущениям это было, как возвращение домой. После восьми лет колонии.
Когда первый голод был утолён, я стал замечать, что её тело, знакомое мне от пяток до макушки, увы, претерпело-таки некоторые изменения. Её груди стали полнее, на боках и животе появились лишние складки, а на ягодицах – растяжки. Но запах, запах её кожи, в которую я впивался губами, остался прежним. Так что, закрыв глаза, можно было представить, что мы с ней там, в нашем счастливом прошлом. Что я и делал.
– У тебя есть резинка? – спросила Светка, когда пришло время.
– Боюсь, что нет, – честно признался я, целуя её за ухом, – не люблю я это дело, ты же знаешь…
– Эх ты, Казанова, хренов… – и Светка достала из сумочки, которая, оказывается, лежала рядом с кроватью, хрустящий квадратный пакетик, напомнивший мне давешнюю гетеру.
Дальше был секс.
– Сержику предложили место начальника филиала его банка в Питере, – сказала Светка, после того как застегнула-таки чёрный ажурный бюстгальтер, который был ей, мягко говоря, маловат. Её белые груди тестом поднялись при этом над чашками и чуть не выпрыгнули наружу.
– Успехов в труде, – ответил я, с трудом оторвав взгляд от.
Светка продела руки в рукава блузки и запахнулась.
– Ты не понял: я не хочу с ним ехать. Короче, мы пока будем жить раздельно.
Я уселся на кровати по-турецки и закурил.
– И чего теперь? – глядя на дым, уходящий в темноту за окном, спросил я.
Светка начала сосредоточенно застёгивать маленькие пуговки на блузке:
– А ничего теперь. Мы с тобой теперь любовники, вот чего.
Сказав это, она встала и устало потянулась. Потом подошла к журнальному столику, на котором стоял допотопный хозяйский телефон, и сняла трубку. Её длинный палец семь раз крутанул жужжащий диск номеронабирателя. В таком виде и при том освещении она была похожа на героиню из фильмов стиля «Нуар». Ещё бы ей сигарету. Без фильтра.
– Пожалуйста, такси по городу, – сказала она в трубку, качнув локоном. – Адрес?
Светка закрыла ладонью микрофон и повернулась ко мне.
– Какой здесь адрес?
– Кооперативная семь, – ответил я и, не знаю, зачем, добавил: – Останься.