Дети Империи

Комната фактически оказалась миниатюрной квартирой, хотя и поменьше, чем у Зины: каприз архитектора потребовал, чтобы в этом месте выступ фасада с кирпичными лентами пилястр был оттенен нишей. Поэтому большая комната оказалась чуть меньше девяти метров, санитарные удобства были ужаты до туалетной кабины и мойки в кухонной нише, причем в месте общего пользования, на удивление Виктора, на проволочном кронштейне висел рулон серой, но мягкой на ощупь туалетной бумаги, а гардероб заменяли два встроенных шкафа в прихожей и в главной комнате. Судя по интерьеру, жилое помещение раньше использовалось в качестве импровизированного гостиничного номера для временного поселения разных гостей и командированных; письменного стола не было, вместо кровати вдоль стены стоял диван-кровать с пружинным матрацем и тумбочкой, в центре – столик с парой стульев, у другой стены – универсальный шкаф, выполнявший роль книжного и буфета, а угол у окна был занят креслом, показавшимся Виктору в данной обстановке абсолютно ненужным. Для удовлетворения культурных потребностей на тумбочке стоял довольно элегантный ламповый приемник «Лель» среднего класса, в деревянном корпусе (этак сотни на три с половиной потянет местными), и висел на стенке стандартный черный карболитовый динамичек, с решеткой наподобие лучей солнца, приглушенно курлычущий очередную пятиминутку новостей. Стандартная лампа в коническом молочном плафоне, свисавшая с потолка, завершала пейзаж. Виктор прикрутил репродуктор, открыл форточку, чтобы пустить свежий воздух, и сел на диван.

«Вот туда в угол, где кресло стоит, лучше бы небольшой телик купить. А приемничек-то казенный ничего. Даже УКВ есть». Он щелкнул кнопкой «УКВ» – засветилась шкала – и покрутил ручку настройки. Комната наполнилась сочными, чистыми звуками блюза – видимо, это была станция для релаксации.

«А зачем сюда телик? У меня же теперь паспорт. Надо сразу брать кредит на сталинку и мебель. И там ставить нормальный аппарат. Стоп, а ведь вместе с Зиной можно взять двухкомнатную. Только к ней уже, наверное, не подойдешь… Интересно, а почему здесь так неплохо с жильем? Помнится, в нашем времени мне в общежитии молодых специалистов дали вначале только койку. Абыдно, да…»

Из приемника ритмично и нежно полилось нечто очень знакомое – Виктор сначала мог поклясться, что звучит лейтмотив из фильма «Еще раз про любовь» с Дорониной, который будет снят только лет через десять, и лишь позже до него дошло, что это очень похожий старый довоенный немецкий фокстрот «Von acht bis um acht»[14]. Видимо, эта вещь относилась к преследуемой в рейхе культуре швингюгенд и потому здесь считалась идеологически правильной.

Впрочем, насчет жилья все понятно. Войны не было, жилой фонд не сокращался – раз. В эти годы строили – два. А потом… Для восстановления народ из деревень не приезжал – три. В деревнях не оказалось так плохо по отношению к городу – три… нет, уже четыре. Так что и миграция меньше, а значит, и обеспеченность лучше. Черт, как все просто. Была возможность не запускать процесса бесконечной гонки потребления, когда новые квартиры рождают мигрантов, а для них нужны новые квартиры…

А сейчас у нас что-нибудь изменилось? Боже, в каких только условиях теперь люди порой не живут! В квартирах и комнатах, превращенных в бараки Бухенвальда многоэтажными нарами, в холодных времянках, как во время войны… и это те, которые имеют работу и не бомжуют. И это все рядом с нами. Общество потребления превратилось в болезнь. Оно похоже на средневековые пиры, где гости сначала нажирались до отвала, потом щекотали перышком в горле, чтобы их вырвало, дабы они могли снова жрать и щекотать перышком… И сейчас реклама, да и сам образ жизни всех, сначала заставит человека что-то проглотить, потом вытошнить еще не переваренное, потому что надо запихнуть в глотку уже новый товар. Какое там «наиболее полное удовлетворение потребностей»? Это слишком медленный рост продаж! Новые экономические цели общества – нажраться и поблевать.