Дети Империи.

– Ну, вы уже льстите. Польшу разгромила Германия, мы только аннулировали результаты некоторых нам силой навязанных решений.

– Согласен. Сталинско-бериевскому СССР незачем нападать на рейх – основное богатство СССР внутри страны и именно туда, внутрь, и направлена экспансия Кремля. А не в Европу.

– Хорошо, что гости рейхсфюрера избавлены от обязанности доносить в гестапо на разговоры, противоречащие речам фюрера.

– Можете донести, это санкционировано. Вообще в рейхе надо многое менять. Нам, большинству немцев, не нужна конфронтация с СССР. Нам нужна передышка от колониальных войн. Мир поделен, это надо признать, как есть, и договориться, наконец, в рамках Гроссфир, об общей системе коллективной безопасности в мире. Учитывая, что из-за сложности контроля за большими территориями империй в нашем мире, как и в вашем, будет расти опасность сепаратизма и терроризма.

– Вы говорите, как наши современные политики. А внутри рейха тоже думаете что-то менять? Вводить демократию, перестройку, гласность?

– Вы же знаете, к чему это привело у вас. Но кое-что надо совершить. Мы, немцы, всегда гордились своим порядком, свои умением создавать совершенный, идеальный порядок и блестяще его поддерживать и следовать ему. Сейчас это наша слабость. Рейх стал велик, и нам не хватает гибкости советской системы, умения импровизировать, отвечать на случайные непредсказуемые события. Подавление всякой критики – ибо любая критика начальства тут же интепретируется недоброжелателями, как подрыв устоев рейха – привело к тому, что мы обречены повторять одни и те же мелкие и крупные ошибки.

– И как же вы собираетесь выходить из положения?

– Для начала сделаем то, что в СССР широко практикует Берия. Он ищет специалистов, которые до этого выделились своими достижениями, и возлагает на них ответственное руководство, или же загружает престижными заданиями, позволяющими проявить ум и опыт. Тем самым он стимулирует их увлеченность делом, использует естественную привязанность каждого специалиста к поставленной задаче…

«Черт, а ведь верно» – подумал Виктор, вспомнив, как стремительно превращались поданные им идеи в проекты и решения.

– Собственно, мы пытались делать это и раньше, но нам мешает партия. Сколько раз мне доводилось слышать: «Посадите пару-тройку инженеров в концлагерь, остальные сразу решат проблему»…

– Вы работали в промышленности?

– Одно время мне поручали вести дела о диверсионной деятельности на оборонных заводах. Многие из них оказались мыльным пузырем.

«Что-то Дитрих болтливый. Это неспроста. Хочет передать через меня, что не разделяет политику партии и фюрера? Намекает, что в рейхе есть люди, готовые идти курсом разрядки и реформ? Или это что-то вроде «Операции Трест», какого-нибудь Савинкова выманить? А может, хочет втянуть в какие-то разборки между СС и партией? Уж не положил ли глаз рейхсфюрер на счета партии? Когда начинается замес за большие бабки, надо держаться подальше.»

– А что, сегодня кого-то ловят? Я смотрю, много полицейских машин, – попытался перевести тему Виктор.

– На некоторых участках шоссе гололед. Плохой день. Какой там дальше прогноз?

Альтеншлоссер включил приемник. Рокочущий звук мотора перекрыло грудное вибрато Цары Леандер.

– А ведь одно время ее у нас перестали пускать на радио. Не помню уже, из-за чего. У вас это называется – переломить палку?

– Перегнуть палку.

– Вы видели фильмы, в которых она снималась?

– Не довелось.

– Она играла вампов. Кстати, как вы относитесь к женщинам-вампам?

– Я к ним не отношусь.

– Ха-ха, это отлично сказано!

«Обратный отчет остановлен на семнадцати. Что это такое? Семнадцать месяцев? Недель? Может, дней, а может, семнадцать часов? Нет, маловато, фюрер еще бодрый. Главное, что не семнадцать мгновений. Неприятно будет помнить, что стоял на краю пропасти…»

24. «Von acht bis um acht».

На асфальтовой площадке перед домом Виктор заметил отпечатки шин большого авто. То ли громадный лимузин, то ли средний автобус. А может, это грузовик продукты завозил – хотя, наверное, здесь он должен подъезжать с черного хода.

Фройляйн Лиза с привычной улыбкой приняла верхнюю одежду.

– Давайте не ждать, пройдем в кабинет, и там предварительно опрокинем по стаканчику, предложил Дитрих.

Они прошли наверх. Виктор подумал, что Наташу, наверное, лучше позвать чуть позже, к столу, когда будет закуска.

– Держите, – Альтшлоссер протянул Виктору хрустальный стаканчик с красноватым напитком. Это «Двин», самый крепкий в мире коньяк. Говорят, что Сталин приказал создать его специально для Хельсинкской встречи и потом присылал фюреру. Фюрер сам почти не пьет спиртного, но любил угостить подарком гостей. Итак – сталинский коньяк за нашу общую победу!