Дети Империи

— Муфта имеет ряд недостатков. Первая — это кинематическое несовершенство, при вращении муфты появляется динамический момент. Вторая — это то, что при вращении плавающая рамка при расцентровке оси колесной пары и муфты создает неуравновешенную силу. Далее, из-за больших углов поворота шарниров происходит быстрый износ резиновых втулок, и невозможно передать крутящий момент, требуемый в грузовом движении. Поэтому, на мой взгляд, эта муфта через десять-пятнадцать лет выйдет из употребления.

— Да? И что же вы вместо нее предложите? Привод Жакмен с большими размерами шарниров? Или пластинчатые муфты?

— Зачем? Есть такая идея… Можно? — Виктор подошел к висевшей на стене черной доске и, как мог, нарисовал схематично привод одного из последних «подарков съезду». — Вот тут полый вал, четыре поводка в одну сторону. Такой закрутки шарниров нет. А можно и встречно-попарно поводки разместить.

Тарасов молча отодвинул его в сторону и полминуты вглядывался в рисунок. Затем он бросился к двери в застекленной решетчатой перегородке:

— Василич! Иди сюда! Вот, посмотри.

Из-за двери вышел мужчина чуть постарше, немного скуластый и с жесткими чертами лица. Он надел очки и посмотрел на доску, затем взял второй мел и начал быстро-быстро покрывать ее формулами и геометрическими схемами, прямо как в «Операции «Ы». «Во дает, — подумал Виктор. — Действительно «эпоха титанов».

— Таким образом, нагруженность шарнира у нас снижается в разы. Вот! — И он черкнул под одним из выражений. — Кто это придумал?

— Да вот, самоучка пришел.

— Ты брось разыгрывать! Я серьезно. Ты представляешь, что это такое? Ты представляешь, что это значит? Второй год на заводе бьются, и вот человек с улицы пришел и решает?

— Точно, он.

Тот, кого звали Василичем, посмотрел внимательно на Виктора сквозь очки.

— Вас как зовут?

— Еремин Виктор Сергеевич. Да тут просто как-то пришло в голову — а что, если поводки вот так вот повернуть, и…

— Почаще бы так всем в голову приходило. Слушай, а может, его вообще потом на преподавательскую? Ставицкий как раз в Харьков переводится. Как, пойдете?

— Да я бы с радостью, только, наверное, ничего не выйдет.

— Это почему же?

— Да я, собственно, без паспорта и прописки. И когда все это будет, неизвестно.

— Подождите, а вы что, регистрацию не хотите?

«Опять регистрация. Что же это такое-то?»

— Я не против. А что надо для этого?

— Никогда не слышали, серьезно?

— Да как-то не надо было, вот толком и не интересовался.

— Практически ничего не надо, гарантийное от института получите, что вас хотят принять на работу, и пойдете с ним в паспортный стол на Ленина, возле Красного Профинтерна, знаете?

— Ага. — Виктор подозревал, что паспортный стол на старом месте.

— А сейчас пойдете вот с Иваном Николаевичем к проректору насчет письма, а то он уже сейчас на совещание в исполком должен ехать.

…Проректора они поймали уже в коридоре. Тот оказался седоватым человеком небольшого роста, в зимнем расстегнутом пальто и с большим желтым кожаным портфелем с двумя замками. Доцент Тарасов быстро подскочил к нему с папкой, на которой сверху лежало заветное письмо, и авторучкой наготове.

— Ну слушайте, ну не на бегу же такие вопросы решать. Вы хоть знаете, кого берете?

— А вот он, пожалуйста, если какие-то вопросы…

— Да какие вопросы, это вы его берете, вы и спрашивайте. Под вашу персональную ответственность.

— Под мою ответственность. Вот тут подпись, пожалуйста.

— Держите. Но теперь за исполнение сроков по четырнадцатому проекту…

— Какой разговор? Теперь с опережением сроков!

— Все. Ну вот, вспомнил, что Симягину забыл позвонить. Ладно, возвращаться — плохая примета…

Проректор подошел к окну, поставил на него свой толстенный портфель и, расстегнув, вынул из него черную коробку с диском размером примерно с карманный справочник по физике Яворского, издания семидесятых. Затем он выдвинул из коробки антенну, длинную, как у приемника «Океан», и, покрутив диск, приложил к уху. Тут до Виктора внезапно дошло, что это мобильный телефон.

Ну и денек, однако. Берия во главе государства и живой Гитлер в пятидесятых — это еще как-то можно объяснить. Но мобила??? Первую «трубу» Виктор увидел живьем только в девяностых, после развала СССР. Считались они каким-то символом технического превосходства Запада, перенесенным на русскую почву, и вскоре они стали доступны практически каждому, хотя в России их не делали. Да, мобильник в руках у проректора был потяжелее «Самсунга», что лежал у Виктора в кожаном чехле, и эсэмэсок и прочих наворотов у него наверняка не было, но тем не менее было главное — это телефон, и по нему можно звонить.

— Ну все, идемте… Виктор Сергеевич!

Слова Тарасова вывели Виктора из остолбенения.

— Да вы, никак, от радости совсем дара речи лишились.

— Ну честно говоря, не ожидал. Так все просто решилось…

— А вы как думали? Советская власть не даст пропасть, было бы желание работать. Жилья у вас пока тоже нет? Тогда по гарантийке сейчас напишем записку в первое общежитие, поживете пока в студенческом. Ребята там спокойные, вы там тоже смотрите — с выпивкой, курением там никаких…