Дети Империи

«Дурак я и эгоист, — внезапно сказал себе Виктор. — Может, завтра звезданет бомба и разнесет все это к чертям собачьим вместе с домиком, а я сижу и думаю о своей шкуре, какие неприятности огребу. Да по фигу, какие неприятности и чем оправдаюсь. Ничем не стану оправдываться. Все равно кранты были бы, а так — хоть люди на земле еще поживут… И в моем ребенке я буду жить тоже».

Он вдруг резко привлек к себе Наташу — она ахнула, но не сопротивлялась — и жадно, словно обезумевший от жажды путник в пустыне к хрустальной фляге с родниковой водой, припал к ее губам, коснулся кончиком языка их изнутри. У Наташи вырвались короткие, прерывистые стоны, она быстро сомкнула руки у него на шее. Все, что видел Виктор перед собой, — это ее закрытые глаза, аккуратное ушко, коротко остриженные волосы и пульсирующую жилку на виске.

— Сейчас, сейчас… Милый, спасибо, милый, милый…

— Подожди, тут… Тут нет кровати или дивана…

— Ничего… хватит кресла… я сейчас…

Тело Наташи выгнулось, как натянутый лук в руках стрелка, голова была запрокинута назад, глаза смотрели в балки потолка, из полуоткрытых губ вырывалось страстное дыхание, ее тонкие пальцы с неожиданной силой стискивали его плечи. Она вся уходила в порыв чувств, пронизавших, словно электрическим разрядом, ее плоть снизу доверху, и, казалось, она вот-вот упадет без признаков жизни. И когда она наконец упала, изможденная и счастливая, уронила руки и голову на его плечи и грудь, Виктору почудилось, что она невесомее шелкового платка.

— Спасибо тебе… спасибо…

— Наташа… Может, мне как-то остаться здесь, мы поженимся, я буду обслуживать арифмометры и пишущие машинки или в какую-нибудь торговую фирму… я хорошо угадываю, как развивается спрос на бытовую и счетную технику, мне везет всегда…

— Не надо… Мы скоро должны разойтись, не беспокойся обо мне…

— Ну а ты не пожалеешь?

— Non, je ne regrette rien… Прости, я забылась и перешла на французский, мне говорили, что ты не знаешь…

— Эти слова знаю. «Я ни о чем не жалею». Строка из песни Эдит Пиаф.

— Пиаф запрещена в рейхе, она хотела петь по-французски и уехала в НАУ, но там надо петь по-английски, и ее там мало кто знает, в основном французские эмигранты, и вроде последнее время она болеет… В Париже тогда я еще застала ее концерты…

«Бедная Пиаф, бедная Наташа… Неужели здесь, в этом мире, в скромном СССР, где люди ездят на трамвайчиках и где стандарт благополучия — квартира со всеми удобствами и высокими потолками, — люди действительно счастливее, чем где-то еще на Земле?»

…Вечером гостиную вновь наполняла музыка Шопена; пальцы Наташи летали по клавишам стремительно и страстно, и что-то победно-торжественное отдавалось в мелодии.

Поднимаясь к себе наверх, Виктор вдруг увидел фройляйн Лизу; она стояла у окна и протирала мокрые щеки носовым платочком; глаза ее были красными.

— Что-то случилось? Они все-таки не оплачивают контракт? Или что-то с близкими?

— Нет, с контрактом все в порядке, простите… с близкими тоже хорошо, герр Виктор очень заботлив… Это так, чувства…

— Лиза… вы случайно не ревнуете меня к фрау Вольф?

— Нет… это просто музыка, фрау Вольф чудно играет, это музыка сделала со мной что-то странное, я вдруг заплакала… Все хорошо, я уже в порядке, надо только помыть лицо…

«А ведь Шопен был польским композитором…»

Глава 21 Путь в логово зверя

На следующий день сразу же после завтрака под окнами послышалось плотоядное урчание мощного двигателя, и в холл бодрой походкой вошел Альтеншлоссер, мурлыча под нос мотив песенки «Любовь такая у матросов», той самой, с которой у Бондарчука в «Они сражались за Родину» офицер шел в атаку с сигаретой. На сей раз Дитрих был в серо-зеленой форме; Виктору тут же вспомнилась фраза: «А я думал, вы своих только в черное одеваете», — и он искренне пожалел, что мало лазил по военно-историческим форумам и весьма смутно разбирался в обмундировании и наградах. Железного креста у Дитриха точно не было, а смысл планок и ленточек оставался для него столь же неясным, как китайская грамота.

— Доброе утро, Виктор! Надеюсь, ваш завтрак был плотным? Я за вами. Нам предстоит небольшая приятная поездка, в случае успеха которой мы сможем вместе отпраздновать конец вашего заточения в этом замке. Если какие-то вещи остались у вас в спальне, возьмите все с собой. Я буду ждать вас в машине.

Виктор бросился наверх и, воспользовавшись случаем, заскочил в комнату Наташи. Она сидела в кресле и читала какую-то книгу, которую вчера перед сном захватила с собой из библиотеки.

— Наташа…

«Черт, тут же микрофоны. Нельзя так терять голову…»

— Сегодня с утра я буду занят, у меня деловая поездка. Когда вернусь, еще не знаю. Вы не могли бы в мое отсутствие посмотреть, есть ли в библиотеке книги по электротранспорту? Или хотя бы по электрическим машинам?

Наташа засияла; порывисто встав с кресла, она подошла к Виктору и осенила его крестным знамением:

— Я сделаю подборку. И буду молиться за вас, чтобы Господь послал вам удачи в ваших делах.