Дети капитана Гранина

Правее должна быть складка, издалека как черная борозда, морщинка на сером граните. А нашел ее в полутьме - обрадовался: да тут целое ущелье с нависшим над водой карнизом, достаточное для матроса такого малого водоизмещения, как он. В шторм, пожалуй, зальет с головой. Хорошо, если тихий будет денек. Богданыч вжался под карниз. Стало зябко. Штаны и серый халат поверх бушлата намокли. Сырость пронизала все тело. Спасали огромные болотные сапоги, подаренные Граниным, а Гранину, говорят, Кабановым, - генерал носил сорок пятого размера обувь.

На Фуруэне проснулись - отчетливо слышны голоса, Богданыч посмотрел в сторону: спокойная гладь воды внезапно вздулась округлым холмом. Холм рос, приближался, переливаясь и становясь круче. Богданыч набрал побольше воздуху, сжал губы, закрыл глаза. Волна проглотила и его, и валун, рассыпалась, но набежала другая. Она опала, и свет затмило что-то зеленое. Разобрал не сразу: борт шлюпки. Зеленый борт уходил, открылась вся шлюпка. В профиль видны заросшие лица гребцов; хорошо, что не шарят глазами по воде. Волны теперь не пугали Богданыча: он знал, что это от шлюпок. Он вглядывался в Фуруэн. Где там живут они? Много ли их?.. Снова - зеленая волна, потом еще и еще: идут шлюпки. Богданыч осмелел, высунулся: да, три шлюпки полны солдат.

"Фуруэн для них перевалочная база!"

Час, другой, третий лежал Богданыч, все яснее представляя себе, что делается на Фуруэне. Донеслось бренчание котелков. У них уже обед. И на Хорсене, наверно, дежурный по камбузу раскладывает по бачкам кашу из гречневого концентрата, а Иван Петрович требует особо намасливать и без того жирную и вкусную кашу для Алеши, поскольку тот еще птенец.

Когда на залив опустился туман, Богданыч с трудом сдвинулся с места. Но выполз он из-под карниза свободнее, чем вполз: возможно, похудел за эти часы. Он встал, постоял, качаясь, шагнул в воду и опустился на камни: надо скинуть сапоги, ватные штаны и понести в руках.

Когда он вылез на сухой и жгучий от холода камень, где его ждал Макатахин, то скосил в кривой улыбке рот и сказал:

- А все же удобно, Миша, иметь малое водоизмещение...

Выслушав донесение Богданыча, Гранин позвонил Кабанову и попросил разрешения немедленно захватить Фуруэн. Кабанов разрешил, и Гранин тут же отправил к Фуруэну Щербаковского и его матросов, приказав действовать внезапно и, главное, без шума. Богданыч и Макатахин пошли провожатыми.

В ожидании результатов опасной вылазки проходила ночь. Гранин несколько раз вылезал из Кротовой норы и взбирался по каменистой тропе на хорошо замаскированную вышку, где стояли стереотрубы и телефоны. То здесь, то там вздрагивали и мельтешили огоньки, доносился недолгий, но частый стук пулеметов. Вахтенный наблюдатель тотчас докладывал, где и кто ведет огонь. Гранин вполуха слушал доклады наблюдателей, он смотрел в ту сторону, где находился этот чертов Фуруэн и где должен был действовать Щербаковский.

Связной с Фуруэна пришел перед рассветом, когда Гранин собрался посылать туда на выручку лейтенанта Фетисова. В Кротовую нору пролез, еще не отдышавшись от бега, юноша в кирзовых сапогах, в перепачканных глиной брюках и в аккуратном бушлатике, который он успел, прежде чем войти, отряхнуть. Низкий потолок вынудил его пригнуть голову, хотя ему очень хотелось стоять перед Граниным прямо. Ленточки с якорьками на концах свесились вперед, золотая надпись на ленточке при свете коптилки выглядела тускло, с трудом прочтешь стертые временем и морской водой буквы: "Сильный". А литые, надраенные латунные пуговицы горели даже во тьме, их подарил Терещенко.

Минут десять назад Алеша выскочил из шлюпки и пустился бежать к Гранину с донесением от Щербаковского. Вся группа Щербаковского - десять человек бесшумно добралась на двух шлюпках до Фуруэна и пристала с тыла. Там охраны не было. Щербаковский приказал каждому действовать самостоятельно и тихо, чтобы до срока не привлечь внимания противника. "Н-ожи в зубы, п-ползком, не стрелять". Алеше он сказал: "Ты, сынку, оставайся в шлюпке. Т-ри раза мигну ф-онариком, жми на Х-орсен, докладывай к-апитану, что И-ван Петрович Ф-уруэн взял!" И Алеша ждал в шлюпке час, ждал два, слушая, как стонут надломленные сосны, и вздрагивая при каждом далеком выстреле. Наверху наконец трижды мигнул фонарик, и Алеша понял, что все хорошо, оттолкнул шлюпку и взялся за весла. Он греб долго, плутал во тьме среди камней, натыкался на банки, переименованные им в рифы. Риф - это звучало романтичнее, хотя Щербаковский, показывая свою ученость, однажды заспорил: "У вас, может быть, в д-девятом этого не п-проходили, а я эти рифы лично изучал в океане. Р-ифы бывают т-олько из кораллов и встречаются в т-ропических морях..." Из кораллов ли рифы или, как тут, у берегов Финляндии, из гранита и песчаных наслоений, но Алеше они в эту ночь причинили много зла. Он поминутно вылезал из шлюпки, сталкивал ее с мели, пока наконец не добрался до Хорсена.

- Потери есть? - спросил Гранин, выслушав рапорт Алеши, конечно же, без всех подробностей.