Дети капитана Гранта

Но Талькав, догадавшись, о чем идет речь, отрицательно покачал головой. Патагонец хорошо знал, что хищники до тех пор не упустят верной добычи, пока заря не загонит их обратно в темные логова.

Однако тактика врага явно изменилась. Он уже не пытался проникнуть сквозь вход в рамаду, но избрал новый, более страшный способ действия. Агуары, отказавшись от попыток проникнуть сквозь вход, который люди столь упорно отстаивали огнем и оружием, обошли рамаду кругом и дружным натиском пытались проникнуть в нее с противоположной стороны. Уже слышно было, как когти хищников впиваются в полусгнившее дерево. Между расшатанными кольями частокола просовывались мощные лапы, окровавленные морды. Перепуганные лошади, сорвавшись с привязи, метались по загону, обезумев от ужаса.

Гленарван схватил мальчика, прижал его к себе, решив защищать его до последней возможности. Быть может, у него мелькнула даже безумная мысль попытаться спастись с Робертом бегством, но в этот миг взгляд его упал на индейца. Талькав, только что метавшийся, словно дикий зверь, по загону, вдруг подошел к своей дрожавшей от нетерпения лошади и начал тщательно седлать ее, не забывая ни одного ремешка, ни одной пряжки. Казалось, возобновившийся с удвоенной силой вой хищников перестал беспокоить его. Гленарван наблюдал за Талькавом с мрачным ужасом.

– Он бросает нас на произвол судьбы! – воскликнул он, видя, что Талькав взял в руки поводья лошади, как всадник, готовый сесть в седло.

– Талькав? Никогда! – отозвался Роберт.

Действительно, индеец думал не о том, чтобы покинуть друзей, а о том, чтобы спасти их ценой собственной жизни.

Таука была оседлана: она грызла удила и нетерпеливо прыгала на месте; глаза ее, полные огня, метали молнии. Конь понял намерение хозяина. В тот момент, когда индеец, уцепившись за гриву, готовился вскочить на коня, Гленарван судорожным движением удержал его за руку.

– Ты покидаешь нас? – спросил он, жестом указывая на часть равнины, где не было волков.

– Да, – ответил индеец, понявший Гленарвана. И он добавил по-испански: – Таука – хорошая лошадь! Быстроногая! Увлечет за собой волков.

– О, Талькав! – воскликнул Гленарван.

– Скорей, скорей! – торопил индеец.

– Роберт! Мальчик мой! Ты слышишь? – сказал Гленарван Роберту дрожащим от волнения голосом. – Он хочет пожертвовать собой ради нас! Хочет умчаться в пампу и увлечь за собой всю стаю.

– Друг Талькав! – крикнул Роберт, бросаясь к ногам патагонца. – Друг Талькав, не покидай нас!

– Нет, он нас не покинет, – сказал Гленарван и, обернувшись к индейцу, добавил: – Едем вместе!

И он указал на обезумевших от страха лошадей, прижавшихся к столбам частокола.

– Нет, – возразил индеец, понявший его намерение. – Плохие лошади. Перепуганные. Таука – хороший конь.

– Ну что ж, пусть будет так! – сказал Гленарван. – Талькав не покинет тебя, Роберт. Он показал мне, что я должен сделать. Я должен ехать, а он – остаться с тобой!

И, схватив за уздечку Тауку, он сказал:

– Поеду я!

– Нет, – спокойно ответил патагонец.

– Поеду я! – воскликнул Гленарван, вырывая из рук Талькава повод. – Спасай мальчика! Доверяю тебе, Талькав!

Гленарван в своем возбуждении перемешивал испанские слова с английскими. Но что значит язык! В такие грозные мгновения жест бывает красноречивей слов, люди сразу понимают друг друга.

Однако Талькав не соглашался, спор затягивался, а опасность с секунды на секунду возрастала. Изгрызанные колья частокола уже трещали под натиском волков.

Ни Гленарван, ни Талькав не склонны были уступить друг другу. Индеец увлек Гленарвана ко входу в загон; он указывал ему на свободную от волков равнину. Своей страстной речью он хотел втолковать Гленарвану, что нельзя терять ни секунды и что в случае неудачи в наибольшей опасности окажутся оставшиеся, что он лучше всех знает Тауку и он один сумеет использовать для общего спасения изумительную легкость и быстроту ее бега. Но Гленарван в ослеплении упорствовал: он во что бы то ни стало хотел пожертвовать собой, как вдруг что-то сильно толкнуло его. Таука прыгала, взвивалась на дыбы и внезапно, рванувшись вперед, перелетела через огненную преграду и трупы волков, и уже издали до них донесся детский голос:

– Да спасет вас Бог, сэр!

Гленарван и Талькав едва успели заметить Роберта, вцепившегося в гриву Тауки, – он промелькнул и исчез во мраке.

– Роберт! Несчастный! – вскричал Гленарван.

Но этого крика не расслышал даже индеец: раздался ужасающий вой. Красные волки бросились вслед за ускакавшей лошадью и помчались с невероятной быстротой на запад.

Талькав и Гленарван выбежали за ограду рамады. На равнине уже снова воцарилась тишина, лишь вдали среди ночного мрака смутно ускользала какая-то волнообразная линия.

Потрясенный Гленарван, ломая в отчаянии руки, упал на землю. Он взглянул на Талькава. Тот улыбался с обычным спокойствием.

– Таука – хорошая лошадь! Храбрый мальчик! Он спасется! – повторял патагонец, утвердительно кивая головой.

– А если он упадет? – спросил Гленарван.

– Не упадет!