Дети капитана Гранта(изд.1955)

Вот что рассказал нашим путешественникам Сэм Митчель. Во время его рассказа большая часть стада прошла мимо в полном порядке, и скотопромышленник должен был поторопиться снова стать во главе своей армии, чтобы иметь возможность выбирать лучшие пастбища. Он простился с Гленарваном и его спутниками. Все крепко пожали ему руку. Затем он вскочил на прекрасного туземного коня, которого держал под уздцы один из погонщиков, и через несколько мгновений уже исчез в облаке пыли.

Колымага снова двинулась в путь и остановилась только вечером у подошвы горы Тальбот. На привале Паганель весьма уместно напомнил о том, что было 25 декабря, день рождеств а — праздник, столь чтимый в английских семьях. Но мистер Олбинет также не забыл этого: в палатке был сервирован вкусный ужин, заслуживший горячую похвалу всех присутствующих. И в самом деле, мистер Олбинет превзошел самого себя: он умудрился приготовить из имевшихся запасов ряд европейских блюд, которые не часто можно получить в пустынях Австралии. На этом достопримечательном ужине были поданы оленья ветчина, солонина, копченая семга, пирог из ячменной и овсяной муки, чай в неограниченном количестве, виски в изобилии и несколько бутылок портвейна. Можно было в самом деле вообразить себя в столовой замка Малькольм, среди гор Шотландии.

Действительно, на этом пиршестве было все, начиная от имбирного супа и кончая печеньем на десерт. Паганель счел нужным еще пополнить десерт плодами дикого апельсинового дерева, росшего у подножия соседнего холма. Надо признаться, апельсины эти были довольно-таки безвкусны, а раздавленные семечки их обжигали рот, словно кайенский перец. Географ же, видимо из научной добросовестности, так наелся этими апельсинами, что сжег себе нёбо и оказался не в состоянии отвечать на многочисленные вопросы майора относительно особенностей австралийских пустынь.

На следующий день, 26 декабря, не произошло ничего, о чем стоило бы рассказать. На пути попались истоки реки Нортон, а позднее — наполовину пересохшая река Мекензи. Погода стояла прекрасная, не слишком жаркая. Дул южный ветер, приносящий здесь прохладу, подобно тому как это делает северный ветер в Северном полушарии. Паганель обратил на это внимание своего юного приятеля Роберта Гранта.

— Это очень благоприятно для нас, — прибавил он, — ибо в Южном полушарии в среднем более жарко, чем в Северном.

— А почему? — спросил мальчик.

— Почему, Роберт? Разве ты никогда не слыхал о том, что Земля зимой ближе к Солнцу?

— Слыхал, господин Паганель.

— И что зимой холодно только потому, что лучи Солнца падают более косо?

— Да, господин Паганель.

— Так вот, мой мальчик, по этой самой причине в Южном полушарии более жарко.

— Не понимаю, — с удивлением ответил Роберт.

— А вот подумай, — продолжал Паганель. — Когда у нас там, в Европе, зима, то какое же время года здесь, в Австралии, у антиподов?

— Лето, — сказал Роберт.

— Ну и если в это время Земля как раз ближе к Солнцу… Понимаешь?

— Понимаю.

— Значит, лето Южного полушария должно быть жарче лета Северного полушария именно благодаря этой близости к Солнцу.

— Теперь мне все ясно, господин Паганель.

— Итак, когда говорят, что Земля ближе к Солнцу зимой, то это верно лишь по отношению к нам, живущим в северной части земного шара.

— Вот это никогда мне не приходило в голову, — промолвил Роберт.

— Ну, так больше не забывай этого, мой мальчик.

Роберт с большой охотой выслушал эту маленькую лекцию по космографии, в дополнение к которой он узнал еще и о том, что средняя температура провинции Виктория составляет плюс семьдесят четыре градуса по Фаренгейту (+23,33° по Цельсию).

Вечером отряд сделал привал за озером Лонсдель, в пяти милях от него, между горой Драмонд, поднимавшейся на севере, и горой Драйден, невысокая вершина которой вычерчивалась на южном небосклоне.

На следующий день, в одиннадцать часов утра, колымага добралась до берегов реки Виммеры, у сто сорок третьего меридиана.

Река эта, шириной в полмили, несла свои прозрачные воды между высокими акациями и камедными деревьями. Там и сям среди них виднелись великолепные мирты, вздымавшие на пятнадцатифутовую высоту свои длинные плакучие ветви, пестревшие красными цветами. Множество птиц — иволги, зяблики, золотокрылые голуби, не говоря уж о болтливых попугаях, — порхало среди зеленых ветвей. Внизу, на воде, резвилась пара черных лебедей, пугливых и неприступных. Но эти редкие птицы австралийских рек вскоре исчезли за излучинами Виммеры, причудливо орошавшей эту пленительную долину.

Между тем колымага остановилась на ковре из зеленых трав, свисавших бахромой над быстрыми водами реки. Ни моста, ни парома не было. А все же перебраться было необходимо. Айртон стал искать удобного брода. В четверти мили вверх по течению река показалась ему менее глубокой, и он решил, что в этом месте можно будет перебраться на другой берег. Сделанные им в нескольких местах измерения показали, что река здесь не глубже трех футов. Значит, колымага могла без большого риска пройти по такому неглубокому месту.