Дети Хедина

– Сдавайся, партизанен! – как можно более хрипло, чтобы не выдать свой высокий голос, проорал Кимыч. Никаких партизан в городе никогда не было, тот всю войну стоял в глубоком тылу. Просто Кимыч слышал похожую фразу в каком-то старом фильме.

Фигуры несостоявшихся вандалов замерли, примороженные ужасом.

Первая фаза акции была успешно пройдена, и наступало время для второй.

Кимыч побежал к фигурам, паля в воздух. Что называется – в белый свет как в копеечку, даром что на дворе была ночь. Между короткими очередями он кричал по-немецки:

– Уважаемые пассажиры! Поезд номер два прибывает на запасной путь! Предъявите билеты! Покажите меню!

Никто из жертв психологической атаки немецкого, разумеется, не знал. Кстати, из домово-кладбищенской троицы его тоже выучил один Кимыч, по учебникам и лингафонному курсу из класса иностранных языков.

Несколько пар глаз наконец-то оторвались от скелета и обратились к бегущему с автоматом. Только тогда пришельцы ожили и бросились удирать. Очевидно, в них открылись до того скрытые резервы организма: в школе Кимыч видел немало бегунов, но эти могли бы выступать даже на областной олимпиаде.

Он еще раз выстрелил, еще раз крикнул вслед. Но сам уже никуда не спешил.

Третья синяя ракета высветила спины насмерть перепуганных беглецов. Спины растворились вдали раньше, чем она погасла.

Рядом с Кимычем встал служивый:

– Кажись, все. Больше не придут.

Скелет раскачивался на проволоке и позвякивал железками, словно огородное пугало.

– Хорошо бы так, – сказал Мефодьич, показавшись откуда-то с неожиданной стороны, – только как бы теперь другие не пришли.

– Какие другие? – повернулся к нему Кимыч.

– Паранормальные всякие… любители. Слухи ведь пойдут.

– Будем решать проблемы по мере поступления, – рассудил служивый, – а пока считаем, воспитательная работа прошла успешно. Все собираем и возвращаемся на базу. Кимыч! Гильзы поищи, а то если кто найдет, это уже не слухи будут, а улики. Да, и бутылки после этих хорошо бы убрать.

– Так точно! – сказал Кимыч.

Искать в темноте стреляные гильзы зрение домового вполне позволяло.

Мефодьич отцепил скелет и перевалил его через плечо, будто нес раненого. На другое плечо повесил автомат.

– Вот ведь до чего дошло, – ворчал он, – оборонять родные могилы чучелом фрица. Сначала от них защищаешься, теперь вот ихним же образом.

– Говорили уже, – махнул рукой Евграфыч, – не в нашу же форму его было рядить! Из этих зомби как-то лучше получаются. Это не жульство даже, а военная хитрость.

…Через полчаса все трое опять сидели в норе у Мефодьича, смотрели на вновь разведенный огонь. Разобранный скелет лежал сложенным в мешке у Кимыча, оружие и амуниция – в сумках у Евграфыча. Единственное, чего тот не собирался возвращать, – патроны, потому как они были не музейные, а его личные, хранившиеся много лет на черный день. Бережливый Евграфыч и не думал, что черный день обернется тихой весенней ночью, а стрелять придется в воздух.

Домовые вообще по понятным причинам ведут ночной образ жизни, поэтому сейчас для троицы было что-то вроде раннего, хорошо начатого утра.

Мефодьич еще раз заварил свой коронный травяной чай и вновь раскачивался в кресле, попыхивая трубочкой. Снова философствовал:

– Заметил я, случаются все эти акты вандализма в основном по весне или в начале лета.

– А тут и думать нечего, – отозвался, не дослушав, Евграфыч, – весной у всех психов обострение. Так даже в твоих газетных обрывках написано. А эти что, нормальные, что ли? Так что все на поверхности!

– Да уж, – сказал кладбищенский, – психика молодая, неуравновешенная. Мы ведь кого-то и уморить могли такой психической атакой.

– Невелика потеря, – буркнул служивый. – Неповадно будет. Сильных духом среди таких все равно нет, а на слабых мы всегда управу найдем.

– Мы-то найдем, – у Мефодьича в руках появилась знакомая тетрадь. – А везде ли есть мы?

Он перебирал узловатыми пальцами хрупкие пожелтевшие вырезки.

Возникла пауза, и в норе слышалось только, как потрескивает огонь и шуршат эти клочки бумаги.

ОТВЕТНЫЙ УДАР В СПИНУ ПАВШИМ

ВАНДАЛАМИ ОКАЗАЛИСЬ ШКОЛЬНИКИ

ВОЙНА ПРОДОЛЖАЕТСЯ НА КЛАДБИЩЕ

– Людям надо этим заниматься, – вздохнул Евграфыч, – а не нам, старой нежити. Извини, Кимыч, про тебя не подумал…

– Живым нынче не до мертвых, – ответил Мефодьич, подняв одну вырезку на уровень глаз и посмотрев сквозь нее на огонь, будто хотел разглядеть какие-то тайные водяные знаки. – Вот самим и приходится…

– Я не в обиде, – сказал Евграфыч, – мне-то что, даже интересно стариной тряхнуть. Ему вон тоже, – он кивнул на Кимыча, – боевое крещение принять в самый раз. Кстати, молодцом, парень!

– Старался, – коротко ответил Кимыч.

– А я вот думаю, – произнес Мефодьич, – опыт надо передавать и распространять! Так что Кимыч прав. Надо выходить на городского. А может, даже на всемирного. Если он есть.

Юстина Южная Чужая

Меня зовут Таня.