Дети Хроноса

– Пойдем, Гвидо. Наш Пуаро занят. Сначала мы заедем ко мне домой за моим пропуском.

Версавел не заставил повторять ему это дважды. Еще до того, как Барт пришел в себя от второго сюрприза, оба мужчины, ухмыляясь, шли по коридору.

Ван-Ин припарковал «фольксваген-гольф» на площади Бюрг – эта привилегия предоставляется только полиции и горстке «аппаратчиков». Он развязал галстук и бросил эту удавку на заднее сиденье.

– Де-Ки ждет меня в одиннадцать часов в своем кабинете, – сказал он беспечно. – Но сначала я хочу обсудить с тобой кое-что с глазу на глаз.

– Значит, ты тоже не доверяешь этому типу.

Версавел перебрал пальцами по невидимой клавиатуре.

– Барт – тупица, а тупицы, как правило, злопамятные. Меня не удивит, если каждый вечер наш главный инспектор отчитывается старику о том, что мы делаем, а я это страшно не люблю.

Они пробирались сквозь неподвижное море народу, который, как стадо тупых коров, блокировал проход Блинде-Эзелстрат.

– Я полагаю, мы ищем спокойную террасу, – гадал Версавел.

– Нужда закона не знает, мой друг. С тех пор как дома «Дювель» не получишь, я вынужден ходить налево.

– Площадь Хёйденветтерсплейн?

– Слишком много болтовни, Гвидо. «Л'Эстамине» кажется мне в этот час более подходящим.

Ван-Ин протискивался через свору истеричных испанцев. Кажущийся порядочным отец семейства, который как раз снимал свою жизнь на видео, обозвал его тухлой рыбой. Ван-Ин и ухом не повел. Ведь он умышленно прошел через поле обстрела случайного оператора.

Парк королевы Астрид иногда презрительно называют зелеными легкими Брюгге – прозвище, которое он вряд ли заслуживает, потому что, кроме десятка больных деревьев, покрытого тиной пруда и пары акров жесткого газона, парку больше предложить нечего. Обо всем этом Ван-Ин думал, пока шел вдоль внесенного в список охраняемых памятников фасада «Пандрейчье». Старое здание тюрьмы пять лет назад снесли, и после нескончаемых препирательств пустошь превратилась в унылую парковку. Импровизированное вмешательство не принесло парку ничего хорошего. Отцы города могли бы с таким же успехом взять и поставить на Бург-сквер электростанцию. Однако у этой дисгармонии природы и коммерции было и преимущество: туристы шарахались от этого места, как от прокаженного.

На крытой террасе «Л'Эстамине» было приятно тепло. Пятнадцать инвалидов почти с таким же количеством сопровождающих оккупировали львиную долю столов. Страдающий от судорог молодой человек поприветствовал его широкой ухмылкой. Его лицо было в шоколадном соусе, и он явно получал от этого наслаждение.

Ван-Ин выбрал столик в углу террасы. Версавел подошел и сел рядом с ним. Как и Ван-Ину, ему было интересно понаблюдать за инвалидами.

– Я хотел с тобой поговорить о причастности Памелы Андерсон, – сразу выложил все начистоту Ван-Ин.

В гетеросексуальной среде Версавел чувствовал себя не в своей тарелке. Это было заметно по его вопросительному взгляду.

– Силиконовые сиськи, Гвидо.

Йохан, хозяин «Л'Эстамине», протирал стол влажной тряпкой. В отличие от Версавела он чертовски хорошо знал, кто такая Памела Андерсон. Для него силиконовые сиськи проблемой не были.

– Два «Дювеля»? – спросил он.

– «Перрье» и «Дювель», – сказал Ван-Ин, когда Версавел отмахнулся.

Йохан профессионально удалился. У него не было привычки подслушивать разговоры клиентов.

– От этих протезов никакого толку, Гвидо. Откуда они – узнать невозможно. Они лишь служат доказательством того, что Герберт был транссексуалом, и это бросает новый свет на дело. До вчерашнего дня мы полагали, что Герберт – мужчина. Его связь с оргиями в Love была неясной. Зато как женщина он отлично вписывается в предательскую цепь, которую создали Вандале и его компания. Шлюх убивают сплошь и рядом.

Версавел кивнул. Love выступал как бордель для избранной элиты, которая, как предполагалось, была гетеросексуальной. Убитому мужчине в этой схеме места не было. В который раз он вынужден был признать, что интуиция Ван-Ина – дело нешуточное. Комиссар с самого начала шел по правильному следу. Убийство Герберта было напрямую связано с вечеринками в Love.

– Ты думаешь о том же, о чем и я? – спросил Ван-Ин. Он жадно поднес к губам «Дювель», только что принесенный Йоханом.

– О том, что на одной из тех вечеринок все пошло не так, – кротко ответил Версавел.

– «Четверку» тебе и садись ближе к учителю, – усмехнулся Ван-Ин.

Одна из умственно отсталых девочек ответила на эту усмешку дергающейся гримасой. Рядом с ней сидел молодой человек с выпачканном в шоколадном соусе лицом. Сопровождающая вытерла ему рот. Ему это не понравилось. Он, топая ногами, требовал второе мороженое. Оплаченная любовь к ближнему все же была отличным решением. Тем не менее Ван-Ина восхищало терпение, с которым социальные работники обращались с ребятами. Если бы он был верующим, он бы сейчас произнес молитву и попросил у Бога подарить им здорового ребенка.

– Я поверить не могу, что в восьмидесятых годах в Бельгии проводилось много операций по смене пола, – сказал Версавел.