Дети Хурина

— Увы! — вздохнул Белег. — Как любящий отец, что потакает желанию сына вопреки собственному благоразумию, уступаю я твоей воле. Я останусь, раз ты просишь.

— Вот это хорошо! — воскликнул Турин. И вдруг замолчал, словно и сам ощутил, как сгущается тьма, и теперь боролся с гордыней, что не позволяла ему повернуть вспять. Долго сидел он так, горько размышляя о минувших годах.

Внезапно стряхнув с себя задумчивость, он поглядел на Белега и молвил:

— Назвал ты эльфийскую деву — хотя имя я позабыл: в долгу я перед ней, кстати пришлись ее свидетельства; однако ж не припоминаю я ее. Зачем она за мной следила?

Белег поглядел на него как-то странно.

— И впрямь, зачем? — повторил он. — Турин, неужто всегда жил ты и сердцем, и отчасти — помыслами в дальней дали? Ребенком ты, случалось, бродил вместе с Неллас по лесам.

— Верно, давным-давно это было, — промолвил Турин. — Или так видится мне ныне детство: тонет оно в тумане, ясны лишь воспоминания об отчем доме в Дор-ломине. И зачем бы мне бродить по лесу с эльфийской девой?

— Может, чтобы выучиться тому, в чем она могла тебя наставить, — отозвался Белег, — пусть лишь нескольким эльфийским названиям лесных цветов и не более. Хотя бы этих имен ты не позабыл. Увы! Дитя людей, немало в Средиземье печалей и помимо твоих, и не только оружие наносит раны. Воистину начинаю я думать, что эльфам и людям лучше бы не встречаться и не иметь друг с другом дела.

Турин ничего на это не ответил, но долго вглядывался в лицо Белега, словно пытаясь разгадать загадку, заключенную в словах его. Но Неллас из Дориата более не случилось с ним увидеться, и тень Турина отступила от нее. А Белег с Турином обратились к иным делам и принялись обсуждать, где им обосноваться.

— Вернемся в Димбар, на северные границы, где некогда бродили вместе! — уговаривал Белег. — Мы нужны там. Ибо не так давно орки отыскали путь вниз с нагорья Таур-ну-Фуин и проложили дорогу через перевал Анах.

— Не помню я такого места, — промолвил Турин.

— Не помнишь, ибо никогда не уходили мы так далеко от границ, — отозвался Белег. — Но ты не раз видел вдалеке пики Криссаэгрима, а к востоку от них — темную гряду Горгорот. Анах лежит между ними, выше горных ключей Миндеба. Опасен и труден тот путь, однако многие приходят им ныне, и к Димбару, где прежде царил мир, тянется Черная Длань, и встревожены люди Бретиля. В Димбар зову я тебя!

— Нет, не вернусь я к прежней жизни, — отозвался Турин. — Да и в Димбар мне ныне попасть не так просто. Дорогу преграждает Сирион, и нет там ни моста, ни брода ниже, нежели Бритиах далеко на севере; переправа через реку опасна. Кроме как в Дориате. Но в Дориат я не войду — не воспользуюсь я дозволением и прощением Тингола.

— Суровым зовешь ты себя, Турин. Воистину так оно и есть, если под словом этим подразумеваешь ты упрямство. Ныне мой черед. Уйду я, не мешкая, коли отпустишь, и распрощаюсь с тобою. Если ты и впрямь хочешь быть рядом с Могучим Луком, ищи меня в Димбаре. В ту пору Турин промолчал, ничего не сказав.

На следующий день Белег пустился в обратный путь, и Турин проводил его на расстояние полета стрелы от лагеря, но по дороге не проронил ни слова.

— Так, значит, распрощаемся мы здесь, сын Хурина? — молвил Белег.

— Ежели и впрямь хочешь ты сдержать слово и остаться со мной, — отвечал Турин, — тогда ищи меня на Амон Руд! — Так сказал он, будучи словно одержим и не ведая, что ждет его впереди. — Иначе прощаемся мы навсегда.

— Может, оно и к лучшему, — промолвил Белег и ушел своим путем.

Рассказывают, что Белег вернулся в Менегрот и предстал перед Тинголом и Мелиан, и поведал им обо всем случившемся, умолчав лишь о том, как жестоко обошлись с ним Туриновы сотоварищи. И вздохнул Тингол, и проговорил:

— Стал я приемным отцом сыну Хурина, и от отцовства того нельзя отречься ни из любви, ни из ненависти, разве что сам Хурин Доблестный возвратится сюда. Что еще должно мне сделать, чтобы смягчился Турин?

И молвила Мелиан:

— Теперь и от меня получишь ты дар, Куталион, в благодарность за твою помощь и благородство, ибо нет у меня подарка ценнее. — И вручила она Белегу лембас — дорожные хлебцы эльфов, завернутые в серебряные листья и перевитые нитями, нити же на узлах запечатаны были печатью королевы — облаткой белого воска в форме единственного цветка Тельпериона. По обычаю эльдалиэ одна только королева обладала правом распоряжаться этой снедью и оделять ею кого бы то ни было. — Этот дорожный хлеб, Белег, — промолвила она, — поможет тебе в глуши и зимой, поможет и тем, кого ты изберешь. Ныне доверяю я его тебе, дабы делился ты им по юле своей от моего имени. — Вовеки не выказывала Мелиан Турину большего благоволения, нежели теперь, посылая ему сей дар; ибо никогда прежде эльдар не дозволяли людям вкушать дорожный хлеб, да и впоследствии случалось такое нечасто.

И покинул Белег Менегрот, и возвратился к северным границам и к тамошним временным жилищам, где ждали его многие друзья; но когда настала зима и стихли бои, Белег вдруг исчез и более не видели его собратья по оружию.

Глава VII О ГНОМЕ МИМЕ