ДЕТИ ХУРИНА (НАРН И ХИН ХУРИН)

— Вам было бы больше пользы, если бы взяли меня к себе, на место этого несчастного, сказал Турин, и, обернувшись к Форвегу, добавил: — Ты, что ли, здесь главный? Что ж ты позволяешь своим стрелять без приказа?

— Я этого не позволял, — ответил Форвег, — но его быстро наказали. Я возьму тебя вместо него, если ты будешь послушнее.

Но двоим разбойникам это не понравилось. Один из этих двоих был другом убитого. Его звали Улрад.

— Хорошенькое дело! — воскликнул он. — Убил одного из лучших людей, и его за это примут в шайку!

— Он сам напросился, — возразил Турин. — А что до того, кто лучше — я предлагаю вам обоим померяться со мной силой, с оружием или голыми руками, и тогда будет видно, гожусь ли я на его место.

С этими словами Турин шагнул в их сторону, но Улрад отступил и меряться силами не захотел. Другой опустил лук и смерил Турина взглядом. Это был Андрог из Дор-ломина. Наконец он покачал головой.

— Не-ет, я тебе не ровня, — сказал он. — Да и никто из нас, по-моему. Ладно, будь с нами, я не против. Вот только лицо у тебя какое-то странное — опасный ты человек. Как твое имя?

— Я зовусь Нейтаном, "невинно осужденным", — ответил Турин, и с тех пор разбойники звали его Нейтаном. Он сказал им только, что пострадал от несправедливости (и всегда готов был поверить тем, кто говорил о себе то же самое), но не рассказывал ни о своей жизни, ни откуда он родом. Но разбойники видели, что он знатен, и что, хотя при нем нет ничего, кроме оружия, оружие у него эльфийское. Он скоро завоевал их уважение, ибо был силен и отважен, и был лучшим следопытом, чем они; и товарищи доверяли ему, ибо он не был жаден и мало заботился о себе; но его боялись, ибо он мог внезапно вспылить, а они не понимали причины его гнева. В Дориат Турин вернуться не мог, да и гордость не позволяла; в Нарготронд, со времен гибели Фелагунда, никого не принимали. Народом Халет, людьми Бретиля, он пренебрегал, считая их ниже себя; а отправиться в Дор-ломин он не решился, ибо все пути были перекрыты, и Турин думал, что в одиночку нечего надеяться перейти Тенистые Горы. Так Турин и остался с изгоями; ибо невзгоды жизни в глуши легче переносить, когда рядом есть хоть какие-то люди. Турин хотел жить, и не мог постоянно ссориться со своими товарищами, а потому ему приходилось смотреть сквозь пальцы на их злодеяния. Но временами в нем пробуждались жалость и стыд, и тогда он бывал опасен во гневе. Так жил он до конца того года, и пережил трудную, голодную зиму, а потом пришло Пробуждение, а за ним ласковая весна.

Так вот, как уже говорилось, в лесах к югу от Тейглина еще были отдельные хутора людей, отважных и бдительных, хотя теперь их оставалось немного. Они не любили изгоев, и не особенно жалели их, но зимой, в холода, оставляли в лесу кое-какие съестные припасы, так, чтобы гаурвайт могли найти их — они надеялись, что это убережет их дома от нападения оголодавших изгоев. Но изгои были не более способны на благодарность, чем звери и птицы, так что лесных жителей защищали в основном собаки и заборы. Земли каждого хутора были обнесены изгородью из колючего кустарника, а вокруг домов шел вал с частоколом; отдельные хутора были связаны торными тропами, и жители могли позвать на помощь, трубя в рог.

Когда наступила весна, гаурвайт стало опасно бродить вблизи домов лесных жителей — те могли собраться и устроить на них облаву. Турин никак не мог понять, почему же Форвег не уведет их прочь. На юге, где никто не жил, теперь было вдоволь еды, время было хорошее, и в глуши было безопаснее. Однажды Турин заметил, что Форвег куда-то исчез вместе со своим другом Андрогом; но когда он спросил у товарищей, где они, те только расхохотались.

— По делам, должно быть, ушли, — сказал ему Улрад. — Вот вернутся, и сразу двинемся. Боюсь, придется нам поторопиться — если они не притащат за собой целый осиный рой, считай, нам повезло.

Солнце сияло, молодая листва ярко зеленела. Турин вдруг почувствовал отвращение к грязному биваку разбойников, и решил пройтись по лесу. Против воли вспоминал он Сокрытое Королевство, и в ушах у него звенели дориатские имена цветов, как отзвуки полузабытого наречия. Но внезапно он услышал крики в лесу, и из орешника навстречу ему выбежала насмерть перепуганная девушка. Одежда ее была изодрана о сучья. Девушка споткнулась и упала, задыхаясь. Вслед за ней из кустов выбежал мужчина. Турин, выхватив меч, разрубил ему голову, и только когда тот рухнул наземь, увидел, что это Форвег.

Турин остановился в замешательстве, глядя на окровавленную траву, но тут из кустов выбежал Андрог, и тоже застыл в недоумении.

— Скверное дело, Нейтан! — воскликнул он, обнажая меч; но Турин уже остыл, и сухо сказал Андрогу:

— А где же орки? Ты, должно быть, обогнал их — так торопился защитить ее?

— Орки? — удивился Андрог. — Ну, дурак! Разбойник, называется! У нас нет законов, что хотим, то и делаем. Займись своими делами, Нейтан, и не лезь в наши.

— Я и не собираюсь, — ответил Турин. — Но сейчас ты стоишь у меня на дороге. Оставь женщину мне, а не то отправишься вслед за Форвегом.