Дети Кохона. Мой сводный – инопланетянин

– Зачем? – спросила она, разглядывая простое украшение, сейчас черное и матовое.

Мортен показал свою руку, на котором был такой же браслет, только голубой, в тон его рубашке:

– Семейная штука. Внутри геолокация и датчик состояния. Это важно для нас. Ты сможешь его носить?

– Что, если он не подойдет по цве…

Она осеклась, когда браслет поменял цвет на бежевый, едва коснувшись ее платья, и оттенок идеально совпал.

– Он всегда подходит по цвету, – спокойно пояснил Мортен. – Почти незаметно.

Посмотрев на браслет, а потом подняв свои волшебные глаза, Альма пообещала, что будет носить его.

Все еще не отпуская ее руку, Мортен удержал ее взгляд и тихо добавил:

– Одна важная вещь, которую ты должна знать: мы с тобой не родные брат с сестрой.

Ее рот приоткрылся, а щеки вспыхнули. Да-а-а-а.

– Что? – удивленно переспросила она, изо всех сил скрывая свои чувства, но он все заметил. Потому что смотрел во все глаза.

– Я сын Хеннинга в том смысле, что он вырастил меня, – пояснил Мортен, отпуская ее запястье, но ни на секунду не отводя взгляд. – Мой кровный отец, его друг, погиб вместе с моей мамой, когда мне было всего два года.

– О боже. Мне очень жаль.

– Мне тоже. Зато мне очень повезло с отцом. Как теперь и тебе. И я хочу, чтобы ты поняла правильно: это неважно, что мы не родные, мы все равно одна семья, и я буду защищать тебя всегда, как и Хеннинг.

– Если неважно, зачем сказал? – спросила она, но следом щеки порозовели, и Мортен с трудом удержал улыбку: она догадывалась, зачем. Почувствовав, наконец, почву под ногами, он качнулся в ее сторону и почти коснулся губами ее уха:

– Для информации.

Отшатнувшись, она покраснела, но Мортен не успел в полной мере насладиться результатом провокации: подошел отец, и вся интимная атмосфера испарилась.

– Дети, не шалите, – сказал Хеннинг, опуская ладонь на плечо Альмы, словно защищая ее. Но это не покоробило – Мортен знал, что дело не в нем.

Прикосновение отца на его глазах оказало на Альму удивительное воздействие: ее глаза стали счастливыми, тело расслабилось, лицо преобразилось – да, женщинам нравится чувствовать себя защищенными, подумал он.

Альма.

Больше половины пути до дома я молчу, просто переваривая знакомство с Мортеном. И Хеннинг ни о чем не спрашивает, а когда мы уже подъезжаем, тихо зовет:

– Альма…

– А? – отзываюсь я и понимаю, что задремала.

– Я хочу пригласить тебя на мой день рождения, с детьми. Это будет в «Берлоге» в воскресенье, будет весело.

Бросив взгляд на его напряженный профиль, понимаю, что он боится отказа, и внутри разливается что-то очень теплое.

– Хорошо, пап, мы приедем, – говорю я быстро, и его лицо разглаживается с улыбкой. У меня дух захватывает от его красоты, и я думаю, что есть что-то генетически неправильное в том, что он и Мортен, оба такие красавцы, не родные, а я – его дочь.

– Только должна предупредить, что я далеко не светская львица и… ну, боюсь, когда много незнакомых людей, – добавляю я.

– Я не собираюсь ставить тебя на сцену и направлять софиты, – улыбается он. – Народу будет немало, но ты не обязана общаться со всеми. Я попрошу Мортена, он будет рядом.

– Вот этого не надо, – резко отвечаю я, и сразу приходится объясняться под удивленным взглядом Хеннинга:

– Я имела в виду, что… не хочу, чтобы он чувствовал себя привязанным весь вечер.

Хеннинг переводит взгляд на дорогу и надолго умолкает, но потом недоуменно спрашивает:

– Он сказал тебе что-то обидное?

– Господи, нет! Просто ну… он же ловелас, да? А я старая, дурнушка, у меня плохой иммунитет к таким делам и все такое…

Отвернувшись к окну, чтобы он не увидел мое лицо и не вздумал жалеть, я пропускаю первую реакцию и очень удивляюсь, когда слышу явственный смешок.

– Ты не старая и не дурнушка, а Мортен – не ловелас, – отвечает Хеннинг на мой удивленный взгляд. – С иммунитетом, может, и правда беда, но это не повод бояться красивых мужчин в «Берлоге».

– А что, там какие-то особые красивые мужчины? – осведомляюсь я.

– Нет. Просто там я – главный, ты моя дочь и все такое, – говорит он, улыбаясь и передразнивая меня в шутку. – Никто не посмеет тебя обидеть, малыш.

Пока я осознаю сказанное, мы заезжаем в мой двор, и Хеннинг паркует машину прямо напротив подъезда.

– Ты главный… в чем? – спрашиваю я, отстегивая ремень.

– Я расскажу тебе все, но чуть позже, – обещает он.

– Пап, а почему тетя Валя думает, что ты норвежец? – вдруг вспоминаю я, встрепенувшись от любопытства, и Хеннинг улыбается так, словно слышит старую шутку.

– Это тоже потом объясню. Потерпишь?

«Ты доверяешь мне без объяснений?» – спрашивают его глаза, и я молча киваю.

Пожелав мне сладких снов, он снова сгребает в свои теплые объятия. В прошлый раз мне было не до того из-за рыданий, но теперь ничто не мешает почувствовать и осознать, какое крепкое и тренированное наощупь его тело – как с двадцатилетним красавчиком обнимаюсь, а не с отцом.