Дети Кохона. Мой сводный – инопланетянин

А его ответный взгляд такой, что… блин, обидно. Ласковый и одновременно слегка укоризненный, словно он мой начальник, а я тут нарушаю субординацию. Значит, не зацепила, понимаю я и на секунду расстраиваюсь – зачем тогда звал? Но тут же беру себя в руки и меняю улыбку на более нейтральную и деловую.

– Слушаю вас, – гораздо суше говорю я, но тут подходит официантка, чтобы взять заказ. Выбираю один омлет, и он заказывает мне едва ли не половину меню для завтраков. А себе – только кофе и сэндвич.

Выдержав паузу до того момента, как официантка оказывается за пределами слышимости, он смотрит прямо в глаза и говорит мне:

– Альма, это сейчас покажется странным, но… я – твой отец.

Мое сердце екает прежде, чем срабатывают защитные механизмы здравого смысла. Но потом я как девочка глупо смеюсь, глядя прямо в серьезное красивое лицо:

– Что?

– Это правда.

– Нет, не правда.

Я все еще улыбаюсь и жду продолжения шутки.

– Твою маму звали Татьяна…

– Она давно умерла, – резко обрываю я. – И это не может быть правдой. Я знаю имя своего отца, знала его всю жизнь. Его зовут Сергей Юр…

– Ты знаешь имя бывшего мужа твоей покойной матери, – спокойно утверждает мужчина, сидящий передо ней. – Скажу сразу: у меня нет твердых доказательств. Но просто посмотри на меня внимательно. А потом посмотри в зеркало. Тебе ведь сорок два, верно? Это потому что ровно сорок три года назад я встречался с Таней, и мы были близки.

На него трудно смотреть. Я сама не могу понять, почему теперь держу взгляд опущенным, словно стеснительный подросток. Улыбка сползла. Хочется заорать на него, что да, мне уже за сорок, так что какой тут может быть, к чертям, новый отец?

Но правда в том, что прошлое матери для меня всегда было очень мутным, и отца я не знала. И она никогда не была образцово честным человеком. Могла и приврать.

Внешность Хеннинга в точности такая, как и моя – теперь, когда он обратил на это внимание, отрицать трудно. Тот же оттенок редкого пепельного цвета волос, те же голубовато-серые глаза, и такой же формы. Вот только одна разница: он красивый, а я… просто блеклая.

– И где же вы были сорок два года, позвольте спросить?

Из меня льются саркастичные интонации, но руки, скручивающие салфетку в жгут, выдают. Изнутри начинает потряхивать. Усилием воли прекращает эти движения, я поднимаю подбородок.

– Жил в Москве, как и ты, – спокойно отвечает он. – Я не знал о твоем существовании. Мне очень жаль.

– И как вы узнали? – тихо спрашиваю я, все еще надеясь поймать его на какой-нибудь ерунде.

Хеннинг отводит глаза в сторону, но ни один мускул на лице не дергается. Ответ на вопрос, который я задала, у него есть.

– Я искал твою мать, так и узнал про тебя, – говорит он. – Возраст в документах навел на мысль, а потом просто посмотрел фото и все понял.

– Сколько вам лет? – внезапно осеняет меня. – Вы выглядите едва на пятьдесят.

– Мне шестьдесят три, малыш. Если нужно, покажу паспорт, но он сейчас в машине.

Я смотрю ему в глаза, надеясь, что это как-то поможет определить правдивость его слов, но больше секунды пялиться не могу – обжигаюсь и смущаюсь.

На самом деле не похоже, что он врет. Зато похоже, что читает все мои мысли. И спокойно молчит, держит паузу, позволяя мне все осознать и задать все вопросы.

Я медленно осознаю… да, он выглядит молодо, но и мне никто не дает даже тридцати пяти, не то, что моих сорока двух – так что это моложавость внешности может быть семейной, и тогда значит: еще одно очко в его пользу.

– Ладно, – сдаюсь я. – Допустим, вы мой отец, хотя верится слабо. Ну и что вы хотите?

– Хочу узнать тебя. Хочу быть рядом и помогать.

– Я большая девочка.

Мой тон становится таким ледяным, что только глухой бы не понял. Может, даже слишком. Но на слово «помогать» у меня срабатывает защитная стойка. Помогать с первого дня знакомства рвутся обычно те, кто потом кидает по-крупному.

– Большая, – соглашается он. – Но тянуть одной двоих детей и так непросто, а тут еще четыре миллиона задолженность по ипотеке… Твоей зарплаты, судя по всему, хватает только на еду.

Видимо, в ответ на холодность у него тоже кое-что включается. Потому что взгляд становится очень жестким и пронизывающим – только что не обвиняющим. А его знание приватных фактов и цифр, мягко говоря, поражает.

– Как вы узнали? – бормочу я, выдаю свой испуг.

Его лицо мгновенно смягчается. Хеннинг открывает рот, чтобы ответить, но тут подходит официантка с подносом и принимается ловко метать на стол полные чашки и тарелки.

– Малыш, это не сложно узнать о каждом, – говорит он мягким, успокаивающим тоном, когда она уходит. – Дело не в этом, а в том, что тебе нужна моя помощь. И я хочу ее оказ…

Ответил? Нет, ушел от ответа.

– Я не возьму денег у незнакомого человека, – отрезаю я.

– Альма, я твой оте…

– Нет.

Знаю, что грублю, постоянно перебивая, но почему-то чувствую: такой человек, как он, легко меня продавит, стоит только дать слабину. Он говорит, жестикулирует и интонирует речь как опытный переговорщик.

Моя тактика дает результат, и он сдается со вздохом.

– Хорошо. Давай просто поедим и познакомимся.