Дети, которые хотят умереть (СИ)

— Он плевался стеклом и красно-коричневой мешаниной, а говнюк смеялся. Называл нас «непослушными сиротами», нес бред типа: «Каждый в «Теплом приюте» заботится о вас, а вы, неблагодарные беспризорники, не хотите кашу тети Тамары?» Второй мой одноклассник жевал овсянку осторожно. Я тоже отделял сваренные хлопья от маленьких острых осколков. Весь мир сузился до моего рта. И все равно пара стекляшек попала мне на язык. Пара порезов рассекла мое нёбо. Тогда я дотянулся до треугольного осколка разбитой тарелки и сказал, что все съел.

— Ты соврал, — сказал Лис.

— После мне дали выговор, — поморщился шестиклассник. — Когда говнюк подошел ко мне, я вогнал осколок ему в глаз. Говнюк обеими руками схватился за лицо, а я одной сумел вынуть его катану из ножен и насадить его живот на клинок. Даже умирая, говнюк болтал чушь. Истекающим кровью ртом попросил доесть кашу, пока не остыла.

Вопли за стенами прервались. Все игрушки вокруг умерли, сломались. И только игрушка Лиса все еще дышала.

Голова шестиклассника дернулась вперед, его зубы клацнули у самого кончика носа Лиса. Восьмиклассник отшатнулся, глядя на маленькие клыки, высунувшиеся из-под розовых губ. Теперь мир Лиса сузился до рта шестиклассника.

— Его каше не удалось пережевать меня, — сказал пленник, — и тебе не удастся. Руки связал? Так я перегрызу тебе глотку. Тот, кого ты боишься, не будет сегодня умолять о пощаде.

Поднявшись и отряхнув хакаму, Лис сказал:

— Не будет.

Лис вдруг запрыгнул ему на колени. Старый пластиковый стул заскрипел. Руки Лиса обхватили голову шестиклассника и оттянули ее назад, прежде чем маленькие клыки вспороли кожу на его шее.

— Маленький старший брат кое-что не понял, — улыбнулся Лис. — Я не боюсь старшего брата. Да, ненавижу, но не боюсь. На самом деле я обожаю его. Мы с братом связаны до скончания веков. Эта школа исчезнет, руины зарастут лесом, а наша связь только окрепнет. Чем больше я его узнаю, тем больше обожаю.

Шестиклассник дернулся, но ногти Лиса вонзились ему в щеки. Обрубленные пальцы накрыли синий глаз.

— Брат отсек часть меня, — сказал Лис, — поэтому я его ненавижу. То обожаю, то ненавижу. Туда-сюда.

Шестиклассник зашипел:

— Я не боюсь…

— Прямо как брат, — сказал Лис. — Мне и не нужно, чтобы ты боялся. Наоборот, презирай, ругайся, проклинай. Ненавидь меня, так же как я тебя.

Лис провел пальцем по верхней губе шестиклассника, слегка касаясь зубов. Было почти тихо, только лампочка шипела над головами, скрипел стул, вода журчала в трубах. Тихий восторг бурлил в сердце.

Губы Лиса приблизились к белой в красных крапинках царапин щеке пленника. Лис сказал:

— Так вышло, что Андрей стал моим ненавистным идеалом.

Губы Лиса коснулись бледной щеки. Между ними проскочила электрическая искра. Может, одна из тех, что шипели внутри лампочки. Может, кому-то, или чему-то, все же удалось сбежать из своего плена.

Лис прошептал:

— Поэтому ты здесь, — сказал Лис. — Поэтому я отгрызу тебе щеки и губы.

Затмение

Свет так и не прогнал тьму. По одному четыре желтых прямоугольника потухли, ночь завладела школой. Их миром.

«Так же и твоя глупая мечта завладела тобой, — сказал волк. — У тебя столько власти. Столько рыбки в консервах. А ты даже не попробовал ее. Костлявая или сочная — мы до сих пор не знаем».

Андрей вспомнил, когда волк поселился внутри. Почти сразу после того, как заплевали свинцом учеников в Михеевской школе. Тогда Андрей возненавидел часть себя, эта-то часть стала волком. Похоже, ночь постепенно завладевала и Андреем.

Вокруг резко зажегся свет. Черное окно обратилось в зеркало, внутри в оранжевом ореоле стояла Рита. Слуга и будущий палач.

— Господин, — сказала она, — почему ты не спишь?

Андрей закрыл лицо руками:

— Мне снятся смерти. Стоит закрыться моим глазам, как сразу же вижу убийства, прошлые и будущие. Их больше сотни, их столько…

— Сколько ни я, ни господин не умеем считать, — сказал Рита. Наложница взяла его руки в свои. — Всем здесь снится смерть. Но далеко не всем это не по нраву.

Далеко не у всех здесь сердца из глины.

— Я больше так не могу! — выпалил Андрей. Более жалко нельзя сказать. Глаза Андрея вдруг намокли. Хотя нет, можно — если произнести то же самое ревя.

Рита погладила его по волосам. Нежно, мягко, неспешно.

— Чья смерть печалит тебя больше всего? — спросила она.

Андрей сел на подоконник. Сетка зеленых соплей тянулась из его носа по всему лицу.

— Много смертей, — сказал он. — Все мои предыдущие одноклассники убиты из-за меня. Их изрешетил горячий свинец. Все из-за того, что они жаждали крови учителей. Но бунт захлебнулся их собственной кровью, потому что я влез. Мои одноклассники наплевали на долг. За это их тела набили свинцом.

Андрей хлюпнул мокрым носом. Зеленый пузырь раздулся из ноздри и лопнул.

Рита все это видела и сказала:

— Но твой наставник жив, так? Тот, который рассказывал стих о сакуре?

Андрей кивнул. Где — то далеко отсюда Сугияма-сенсей сейчас спит. Его-то точно не мучает бессонница.

Рита улыбнулась. Она сказала: