Дети Кремля

Дочь Буденного отвечает: «Такого в РККА действительно никогда не было. Это случай так называемого вранья — как говорил один из героев Булгакова. Но отправная точка для вранья, к сожалению, имеется».

И приводит документ — приказ Реввоенсовета по войскам 1-й Конной армии, из которого явствует, что, выходя из боя с белополяками, несколько полков одной из дивизий «учинили ряд погромов, грабежей, насилий и убийств».

В приказе перечисляются преступления бандитов, провокаторов, хулиганов и шпионов, которые «присосались к полкам в безопасном тылу», и говорится: «Товарищи красные бойцы, командиры, комиссары! Имя Первой Конной Армии опозорено. Наши славные боевые знамена залиты грязью и кровью невинных жертв…

В связи с чем Совет Первой Конной Армии постановляет: «разоружить и расформировать 31, 32 × 33 номера полков, из списка Первой Конной Армии исключить навсегда. Всех убийц, громил, бандитов, провокаторов и их сообщников из 31, 32 × 33 кавалерийских полков немедленно арестовать и предать суду Чрезвычайного Военно-Революционного трибунала».

Далее дочь Буденного приводит факты жестоких еврейских погромов, которые удалось остановить бойцам ее отца.

И так по всей рукописи.

* * *

— Нина Буденная никогда не приписывала отцу того, что ему не принадлежало, — сказал мне Борис Алексеев в 1996 году, много лет не видевшись с Ниной, исходя исключительно из воспоминаний юности.

Рукопись Нины Семеновны подтвердила его слова: она, например, решительно опровергла устойчивый слух о том, что Буденному принадлежит идея создания больших конных масс, утверждая, что эта идея принадлежит белому генералу Деникину, а Буденный лишь осуществил ее в Красной Армии.

Стремление Нины Буденной к правде не останавливает ее пера даже в том случае, когда оно может испортить отношения с давними друзьями.

Она пишет: «Именно Буденному в кавалерии мы обязаны тем, что у нас сейчас сохранились элитные породы лошадей. А то, как Буденный и его товарищи прятали табуны от ножей мясников, когда, догоняя Америку по мясу, Н.С.Хрущев решил пустить наше конское поголовье на колбасу, отдельный детективный рассказ».

А ведь Нина с детских лет ближайшая подруга внучки Хрущева, которой может не понравиться такое откровение.

Впрочем, откровения рукописи «Система» в наше время могут не понравиться многим из конъюнктурных соображений, чернящим то, что вчера обелялось. И наоборот. Не потому ли рукопись «Система» до сих пор не издана? Но, как известно, рукописи не горят и обладают способностью становиться книгами.

* * *

Сижу с Ниной в ее просторной квартире у Никитских ворот, рассматриваю детские и юношеские фотографии.

— Это как раз Куйбышев, эвакуация. Нас у родителей еще двое тогда было. Вот с ушами это  я. А это я на коне.

— Когда отец впервые посадил

вас на коня?

— Первый раз года в четыре попробовал. А лет с шести-семи я уже крепко в седле сидела. Он учил. Я всю офицерскую школу прошла. У меня вообще много фотографий, но с папой почти нет, потому что я сама всегда фотографировала, и проявляла, и печатала снимки…

— Отец с вами, детьми, занимался?

— Занимался. Очень. Мы все трое фехтовали. Отец владел оружием в совершенстве — у него ни одной сабельной раны не было, потому что умел отражать нападение. Мой брат Сережа даже был чемпионом Москвы по фехтованию. Среди юниоров. Мама нас на спортивные сборы не пускала. Под слезы всей секции.

В пятьдесят шестом году я окончила школу и поступила на факультет журналистики.

— А был какой-нибудь преподаватель на факультете, который на вас влиял?

— Нет, к сожалению. Я училась писать статьи и очерки уже после университета, когда пошла в АПН (Агентство печати «Новости». — Л.В.) стажером. Года полтора стажировалась, потом стала редактором, потом старшим редактором, потом исполняла обязанности заведующей отделом, а потом, в семидесятом, в издательстве начался шурум-бурум, смена руководства, я каждый день переписывала чьи-то заметки бесплатно.

Вдруг выяснилось, что начальник, который был надо мной, выписал мне восемь рублей за работу. Тут и начали говорить: «Она нечестно поступает, выписывает себе деньги».

Я как услышала это, подала заявление и ушла на договор в журнал «Журналист».

Год я там проработала сначала на договоре за сто рублей в месяц, а потом на договоре без ста рублей. Все время искала себе службу, чтобы была связана с искусством, десять лет занималась им, писала о живописи и хотела продолжать в том же духе. Пошла в журнал «Культура и жизнь» — был такой при Обществе дружбы. Там я пять лет проработала, а потом друзья меня в издательство позвали. С тех пор, с 1977 года, я бессменно в издательстве «Московский рабочий».

— В мое время, — говорю я Нине, — но не на филологическом, а на журналистике училась очень красивая девушка. Ее портрет однажды был напечатан на обложке «Огонька». Так вот, говорили, что она жена сына Буденного. Меня это тогда вообще совершенно не интересовало, но я почему-то запомнила.

— Да. Она выходила замуж за моего