Дети Кремля

Какая судьба. Оттолкнувшись от одной фигуры, время создает две — великую балерину Уланову и замечательную киноартистку Орлову. А та, первая, попав в эпицентр политических взрывов, остается в стороне.

Десятилетиями она не снимается. Позднее, когда драгоценное время артистической молодости проходит, а пресс времени ослабевает, Галина Кравченко довольствуется эпизодическими ролями.

— Мама довольно быстро, после того как Лютик исчез, вышла замуж. Отец мой был для того времени смелым человеком: женился на женщине с ребенком, старше себя и имевшей мужа в тюрьме, сына Каменева.

Отец очень любил маму, замечательно относился к ее сыну от Лютика, Виталику, хотел его усыновить, спрятать за своей грузинской фамилией, но мама настояла на своем: «Он должен остаться сыном Лютика!»

Вот и остался — попал в тюрьму как сын Лютика и внук Льва Борисовича. После тюрьмы Виталик не вернулся домой, уехал на Сахалин, там женился, потом вместе с семьей приехал в Москву и вскоре умер.

Мама сохранила у себя восковой букетик лютиков, который первый муж когда-то подарил ей. Я положила букетик ей в гроб, — заканчивает Карина грустный рассказ.

* * *

Три Лжедмитрия в XVII веке пытались продолжить жизнь подлинного царевича, сына Ивана Грозного. Появлялся ли в XX веке Лжеалексей? Трудно представить себе это в условиях той советской действительности, где чекисты всегда начеку, и все же легенда явилась.

Писатель Радзинский в книге о Николае II приводит письмо врача-психиатра Д.Кауфман из Петрозаводска: «Речь пойдет о человеке, который некоторое время находился на лечении в психиатрической больнице Петрозаводска, где я работала ординатором с сентября 1946 по октябрь 1949 года…

Контингент наших больных состоял как из гражданских лиц, так и из заключенных, которых нам присылали в эти годы для лечения или для прохождения судебно-психиатрической экспертизы…

В 1947 или 1948 году, в зимнее время, к нам поступил очередной больной из заключенных… Сознание его было неясным, он не ориентировался в обстановке, не понимал, где находится…

В бессвязных высказываниях два или три раза промелькнула фамилия Белобородова… в документах его был указан год рождения — 1904-й, что же касается имени и фамилии, я их не могу вспомнить точно: то ли Филиппов Семен Григорьевич, то ли Семенов Филипп Григорьевич. (Обращает на себя внимание отчество, в обоих случаях «Григорьевич» — Григорий Распутин был неизменным спасителем царевича Алексея, ладанка Распутина всегда находилась на шее царевича, царица считала, что этот талисман защищает мальчика от беды и болезни. — Л.В.) Через один-три дня, как это обычно бывает в таких случаях, проявление острого психоза исчезло. Больной стал спокоен, вполне контактен«.

И далее следует рассказ о том, что он наследник короны. Во время расстрела в подвале дома Ипатьева отец обнял его и прижал лицом к себе. Ребенок даже не успел осознать случившегося, чтения приговора он не услышал. Запомнил только фамилию Белобородова… (это один из расстрельщиков царской семьи. — Л.В.).

«Постепенно мы стали смотреть на него другими глазами, — пишет врач Кауфман, — стойкая гематурия, которой он страдал, находила себе объяснение: у наследника была гемофилия…

В то время к нам раз в полтора-два месяца приезжал консультант из Ленинграда, лучший психиатр-практик, которого я встречала на своем веку. Мы представили ему нашего больного. В течение двух-трех часов он «гонял» его по вопросам, которых мы не могли задать, так как были несведущи, а он был компетентен. С.И.Генделевич знал расположение и назначение всех покоев Зимнего дворца и загородных резиденций в начале века.

Консультант знал также протокол всех церемоний и ритуалов, принятых при дворце, даты разных тезоименитств и других торжеств, отмечаемых в семейном кругу Романовых. На все вопросы больной отвечал совершенно точно и без малейших раздумий. Для него это было элементарной азбукой…«

Далее врач Кауфман рассказала, что консультант Генделевич встал перед дилеммой: либо поставить диагноз «паранойя в стадии ремиссии» и вернуть больного в лагерь, либо признать случай неясным, и тогда понадобится раскрыть перед прокурорским надзором все то, что он узнал от больного. В те времена лучше было назвать его параноиком, чем царевичем Алексеем. Врачи посоветовались с больным, и он согласился с ними, вернулся в лагерь.