Дети Кремля

Зимой 1943 года, после Сталинградской битвы, Сталин заговорил с дочерью о своем пленном сыне: «Немцы предлагали обменять Яшу на кого-нибудь из своих… Стану я с ними торговаться! Нет! На войне как на войне!»

Светлана пишет: волновался при этом, и тон его был раздраженным.

Несколько более чувствительным выглядит Сталин в воспоминаниях маршала Жукова:

«— Товарищ Сталин, давно я хотел узнать о вашем сыне, Якове. Нет ли сведений о его судьбе?

На этот вопрос он ответил не сразу. Пройдя добрую сотню шагов, сказал каким-то приглушенным голосом:

— Не выбраться Якову из плена. Расстреляют его фашисты. По наведенным справкам, держат они его изолированно от других военнопленных и агитируют за измену Родине.

Чувствовалось, он глубоко переживает за сына. Сидя за столом, И.В.Сталин долго молчал, не притрагиваясь к еде«.

Летом 1945 года, уже после Победы, отец опять говорил с дочерью о сыне: «Яшу расстреляли немцы. Я получил письмо от бельгийского офицера, принца, что ли, с соболезнованием. Он был очевидцем».

Есть подробный документ, составленный бывшими узниками Заксенхаузена: «Яков Джугашвили постоянно ощущал безысходность своего положения. Он часто впадал в депрессию, отказывался от еды… вечером 14 апреля 1943 года Яков отказался войти в барак и бросился в мертвую зону. Часовой выстрелил. Смерть наступила мгновенно. И тогда труп бросили на проволочный забор, находившийся под высоким напряжением».

«Попытка к бегству» — рапортовало лагерное начальство.

Самоубийство, думаю я, вспоминая попытку Якова Джугашвили покончить с собой из-за несогласия с отцом. Самоубийство — как последний отчаянный ответ отцу, насмешливо заметившему сыну, что не умеет даже убить себя.

Сумел.

Отец не простил сыну плена?

Кинорежиссер Михаил Чиаурели снимал эпопею «Падение Берлина» в лучших сталинских традициях и хотел сделать из Якова Джугашвили трагического героя войны. Сталин решительно воспротивился этому: для него он оставался прежде всего военнопленным.

«Кроме того, — пишет Светлана, — отцу не хотелось выпячивать своих родственников, которых он, всех без исключения, считал не заслуживающими памяти».

Без исключения!!!

О да, если ему не повезло с родственниками, то как сильно повезло им, расстрелянным, посаженным в тюрьмы, сосланным!

* * *

Пленение Якова мгновенно отразилось на его семье.

«В конце августа 1941 года я говорила из Сочи с отцом по телефону, — пишет Светлана, — Юля стояла рядом, не сводя глаз с моего лица. Я спросила его, почему нет известий от Яши, и он медленно и ясно произнес: «Яша попал в плен». И прежде чем я успела открыть рот, добавил: «Не говори ничего его жене, пока что…»

Отцом руководили совсем не гуманные соображения насчет Юли: у него зародилась мысль, что этот плен неспроста, что Яшу кто-то умышленно выдал и «подвел» и не причастна ли к этому Юля…

Когда мы вернулись к сентябрю в Москву, он сказал мне: «Яшина дочка пусть останется пока у тебя… А жена его, по-видимому, нечестный человек, надо будет в этом разобраться».

И Юля была арестована в Москве осенью 1941 года«.

О том, что Яков Джугашвили попал в плен не случайно, что этот плен был заранее организован немецкой разведкой, говорят некоторые факты и свидетельства, а также ответ самого Якова немецкому военному корреспонденту, капитану Рейли.

— Как узнали, что вы сын Сталина, при вас не было документов? — спросил капитан.

— Меня выдали военнослужащие моей части, — ответил Яков.

Но предположить, что его жена-еврейка уговорила Якова, уйдя на фронт, сдаться фашистам, чтобы в случае их победы…

Что в случае их победы? Всей семье попасть в Дахау?

Абсурд. Но этот абсурд стоил Юлии Исааковне нескольких лет тюрьмы: Лубянка, ночные допросы, ледяные камеры, вечный электрический свет.

— Что вам известно о муже? Как он попал в плен? Не говорил ли он с вами перед уходом на фронт на эту тему? — сыпались нелепые вопросы.

Откуда бы ей, сидевшей в то время на сталинской даче в Сочи, знать, как он попал в плен?

Тюрьма города Энгельса, опять Москва, Лефортово, около двух лет, можно сказать по-божески, провела Юлия Исааковна в заключении.

Ее дочь Галина со слов матери записала эпизод, достойный внимания: «Однажды была долгая пауза, странная, почти угрожающая. Наконец — обычный приказ выходить. Я очнулась в длинной комнате. Алая дорожка от моих ног вела к столу у противоположной стены, крытому ярко-зеленым сукном. За столом сидели люди в военной форме, какой именно, я не могла бы сказать: взгляд мой приковали их сверкающие золотом плечи. Алая дорожка заколыхалась и поползла вверх, в ушах остро звенел комар. Сквозь пестрый, звенящий туман прошел голос. На плече я почувствовала жесткие пальцы. Низкий, почти бас, голос гудел: «Успокойтесь, у нас новая форма».

Я думала, все — немцы, а тут, какое счастье, свои, свои…«

* * *

«Поглядим, что будет», — написала в дневнике Мария Сванидзе, подозревая Юлию в корыстном желании проникнуть в кремлевский мир. Сама Мария Анисимовна не поглядела — умерла в тюрьме, зато Юлия испила полную чашу, на себе испытав счастье: быть женой сына Сталина.

Сына…