«Ягода, как и многие, был влюблен в маму. Она — мягкий человек, почти бесхарактерный, очень женственна, позднее она стала мудрой, к ней многие приезжали советоваться, но тогда она не умела сопротивляться сплетням, а люди, которые имели отношение к органам безопасности и бывали в нашем доме, все время поднимали тему Ягоды и мамы», — говорит Марфа Максимовна.
О Максиме Алексеевиче в то же время пошли свои сплетни: якобы он увлекается балериной Большого театра, некой Лялей. Тимоша даже хотела разойтись с ним — но Горький воспротивился.
Позднее один старик, бывший сотрудник органов, рассказывал Марфе Максимовне, что эту балерину он сам возил к Ягоде, чтобы отвлечь главного чекиста от Тимоши.
Максима Алексеевича повсюду сопровождал Петр Крючков, приставленный к Горькому личный секретарь, сексот и алкоголик. Однажды, весной 1934 года, Максим и Крючков возвращались с дачи Ягоды. Как рассказывал позднее Марфе Максимовне сын шофера, который вел машину, ее отец плохо себя чувствовал. Обычно он сам любил сидеть за рулем — вообще бредил автомобилями, продал коллекцию марок, купил машину, всю ее разобрал и собрал. А тут не мог вести, сидел сзади, говорил: «В чертову компанию попал, никак не могу вылезти».
Но пьян не был. Сказал: «Плохо себя чувствую». Шофер спросил: «Дозу принял?» Максим Алексеевич ответил: «Нет, даже пить не мог».
Попросил остановить машину, вышел, покачиваясь. Крючков, который с ним ехал, все говорил: «Ничего, обойдется».
Приехали на дачу в «Горки X». Крючков пошел к себе в отдельный домик, уходя, сказал: «Тебе нужно лечь». Максим ответил: «Посижу на улице».
Он сел на скамейку. Были первые дни мая. Посидел и уснул. В одной рубашке. А было еще холодно, кое-где снег лежал. И он разболелся.
— Лечили странно: дали касторку, когда у него была температура под сорок, — говорит Марфа Максимовна, — его все время подташнивало. Отравили ли его у Ягоды? Могло быть, могло не быть. Недоказуемо. Человек он был крепкий: теннисист, мотоциклист. По секрету от отца в Италии участвовал в гонках.
— Почему по секрету? — спрашиваю я.
— В детстве он был слабый. У Екатерины Павловны и Алексея Максимовича первый ребенок, девочка, умер — над Максимом всегда дышали.
Горький не пережил смерти сына. Так думает Марфа Максимовна, так чувствовала я, когда говорила с нею, и неуместен был вопрос: «Не Сталин ли отравил великого пролетарского писателя, поняв, что не союзника себе пригласил он вернуться на родину из солнечной Италии?»
Горький просил у Сталина разрешения на зиму уезжать в Италию, где застарелый туберкулез отступал от него, но Сталин, видимо, опасаясь, что писатель не вернется, отвечал ему:
— У нас есть Крым.
И семья ездила в Форос, в знакомое место, на бывшую дачу Ушкова, в чью дочку Маргит когда-то в юности был влюблен Максим Алексеевич.
Сын Горького умер в 1934 году.
Алексей Максимович — в 1936 году. В школе моей юности задавали писать сочинение: «За что враги убили Горького?» Нужно было рассказать о произведениях «буревестника революции», ненавистных троцкистам и бухаринцам, и доказать, что именно за прекрасные произведения враги уничтожили автора. Меня тогда удивляло: ведь Горький уже давно написал свои главные произведения, почему троцкисто-бухаринцы спохватились убивать его в середине тридцатых?
Несвоевременные мысли Алексея Максимовича создавали нежелательное для Сталина общественное мнение.
Зачем Сталин завлек Горького с семьей в свой капкан? Надеялся приручить его? Надеялся. Особенно могли подогревать его желание видеть Горького в СССР давние расхождения писателя с Лениным. «С Ильичом разошелся — со мной сойдется», — мог думать Сталин, и эта мысль могла тешить его самолюбие. В общем-то, он, судя по всему, брезгливо относился ко многим людям, считая, что они подкупны. Даже Коллонтай он купил. А с Горьким ошибся.
Тимоша осталась без мужа и без Горького.
Говорит Марфа Максимовна:
«У мамы страшная судьба. После смерти дедушки она стала собирать материалы и организовывать музей. Во главе музея стал Иван Капитонович Луппол, замечательный человек. Сначала он приходил на обед. Мы с Дарьей ревновали маму к нему. Липочка его обихаживала, хотела, чтобы мама не осталась одна. Тогда открыто говорили, что и Максима, и Горького убили враги. Люди перестали ходить в дом, но близкие остались: Всеволод Иванов, Валентина Ходасевич. И все же мама была оторвана от жизни. В дни памяти дедушки она приглашала в шехтелевский особняк на Никитской официальных лиц и всех, кто знал дедушку.
Иван Капитонович ухаживал за мамой два года. Они вместе готовили музей, он стал его директором. В конце второго года они вместе уехали на торжества Руставели — в семье все уже понимали, что они будут мужем и женой.
Мама вернулась одна — Ивана Капитоновича арестовали. Он сидел в Смоленске в одной камере с Николаем Вавиловым. Умер от голода или расстреляли…«