Дети лагерей смерти. Рожденные выжить

Как только все закончилось и Хана была вне опасности, две монахини забрали ее оголодавшую мать на больничную кухню. Жадно озираясь по сторонам, она заметила на печке горшок с чем-то вроде тушеных бобов. Прежде чем кто-то успел опомниться, она схватила сосуд и в один присест опустошила его, а люди наблюдали за ней в «оглушительной тишине».

«Меня никто не остановил, слова мне не сказал. Как же я была голодна!»

Монахини заметили, что Приске также нужна помощь, поэтому предложили место в госпитале, пока ее дочь выздоравливает и набирается сил. Она с благодарностью согласилась и осталась в госпитале на две недели. После небольшого отдыха и убедившись, что Хана спит, Приска наконец смогла отправиться в место, где, по ее мнению, должен ждать Тибор – старая квартира на улице Ворот Фишермана. Она была ошеломлена, когда увидела, что именно этот дом стал одним из немногих разрушенных во всем старом городе. Вокруг нее были руины. Она в отчаянии бродила по развалинам, пока не нашла одну из записных книжек Тибора; его почерк было легко разобрать, хотя книга была в грязи. Приска хранила ее как талисман всю свою жизнь.

В центре Братиславы местная еврейская община установила большие щиты, где предполагалось вывешивать сообщения, чтобы по ним найти близких. Приска оставила там запись, что они с дочерью выжили и ждут по адресу госпиталя. После этого она вернулась к Хане и продолжала ждать Тибора и любого из близких, кто смог пережить войну. Проходили дни и недели, в городе объявилась ее младшая сестра, Аничка, и дядя Гиза Фридман, с которым Аничка нашла приют в Татрах. Их дедушка пережил все нацистские зачистки, но, к сожалению, умер, случайно выпав из окна. Дядя Гиза предложил найти место, где они смогут вместе жить. Со временем Хана полюбила дядю, «Апу», единственную мужскую фигуру в ее жизни, да и Приска воспринимала Гизу как отца, за неимением своего собственного.

Брат Банди прислал письмо из Эрец-Исраэль о том, что у него все хорошо и он живет с женой и падчерицей. Ко всеобщему удивлению, объявился и брат Янко, который все это время мужественно сражался в партизанском отряде. Волосы отросли до плеч – их покинул мальчик, а вернулся взрослый мужчина. Благодаря военному прошлому, ему предоставлялось множество привилегий, в том числе выбор места жительства, и первое, что он сделал, – это передал Приске ключи от четырех огромных квартир, из которых нужно было выбрать. Было совершенно ясно, что все квартиры принадлежали некогда еврейским семьям, которые никогда не вернутся. Приска отказалась жить в «обуви мертвеца» и твердо решила поселиться рядом с прежним местом, чтобы Тибор мог ее найти.

Шли недели, но так и не приходило вестей от ее родителей, Эмануэля и Паулы Роны, добропорядочных владельцев кофейни в Злате-Моравце, депортированных в Аушвиц в июле 1942 года. От друзей семьи она узнала, что ее родители умерли в газовой камере спустя месяц после прибытия в Биркенау. Не вернулась и сестра Боежка, 34-летняя белошвейка, которую Приска пыталась снять с поезда в марте того же года. Годы спустя она узнала, что Боежка избежала газовых камер благодаря своим талантам в рукоделии и была назначена ответственной в швейный цех Аушвица. На протяжении трех лет она шила и латала униформу СС. Рискуя собственной жизнью, Боежка проявляла милосердие к девушкам, которые работали под ее началом, и смотрела сквозь пальцы, когда они чинили и свою собственную одежду. В декабре 1944 года, за месяц до освобождения лагеря, Боежка бросилась на ограждение под напряжением и покончила с собой; эта новость разбила сердце Приски. Позже выяснились более точные сведения о том, что Боежка заболела тифом, от которого и скончалась. Приска решила верить во вторую версию.

Недели обернулись месяцами, но так и не было слышно ни слова от Тибора. Приска искала его глазами в толпе, но не находила ни следа. Она чувствовала себя в некоем загробном мире, где она не могла двинуться вперед, но не могла и назад, в те времена, когда они были вместе. У нее на руках был больной ребенок, а значит, она не могла работать и приносить деньги. Она не представляла, что будет дальше со страной. Чехословакия была реформирована, президент Йозеф Тисо повешен за содействие нацистам, 80 % еврейского населения истреблены, а будущее под руководством коммунистов выглядело очень неопределенно.

Проведя несколько недель в госпитале, Приска воспользовалась деньгами Красного Креста и своего дяди, чтобы снять комнату рядом со своей старой квартирой, где она могла бы раз в день прогуливаться по улице в надежде, что ее муж ждет рядом. Комнаты были на втором этаже дома обслуги, за трехэтажным зданием на площади Гвездослава. Там было сыро, бегали крысы, но появилась своя спальня, гостиная и кухня, где они установили ванную.