Тем временем чудовищная тюрьма на колесах тряслась и кренилась, направляя человеческий груз в направлении нечеловеческих страданий. Некогда прекрасные, образованные молодые девушки, составлявшие сливки европейских обществ, превратились в жалкие призраки самих себя. Одолеваемые паразитами и источающие тошнотворный запах женщины наблюдали, как выпадают их зубы и кожа покрывается шрамами. Месяцами, если не годами, они не видели собственного отражения, но наблюдая вокруг себя узниц со всклоченными волосами, впавшими щеками и разбитыми губами, девушки могли представить, как они выглядят, и это только укрепляло чувство безнадежности. «Никакой еды. Никаких удобств. Повсюду запекшаяся угольная пыль. Перестаешь чувствовать себя человеком, это чудовищно».
Когда состав подходил к очередной станции, мимо проезжали поезда с солдатами и гражданскими. Узники, дрожа, прижимались друг к другу или безумно метались в поисках клочка травы, а мимо проносились откормленные мужчины, хорошо одетые женщины и дети, которые притворялись, что ничего не замечают. Не менее мучительно было проезжать мимо домов, с кухни которых доносился запах еды – аромат хлеба и мяса, овощей и рыбы – и это сводило заключенных с ума. Они уже давно бросили «пытать» себя обсуждением рецептов. В основном, казалось, каждый замкнут в собственном аду.
Лиза Микова вспоминает, что люди ломались и с трудом разговаривали, потому что не видели конца этому кошмару. А другие, наоборот, говорили слишком много, чтобы оставаться в сознании. «Мы спрашивали друг у друга: “Что ты видишь? Расскажи что-нибудь об этом! Ты бывала в этом месте?”» Все переживали чудовищное отчаяние, но старались сохранять стойкость. Вдавленные друг в друга люди продолжали свой путь в темноте. Поезд то и дело застревал без объективных причин. На каждой станции женщины молили о глотке воды, но эсэсовцы с мертвыми глазами ничего не давали. На одной из остановок женщины прильнули к грязной луже, но надзиратели со скуки начали стрелять, чтобы припугнуть их прежде, чем загнать обратно в вагон. Когда начиналась бомбардировка, немцы останавливали поезд и прятались под вагонами заключенных. И снова женщины молились, чтобы на них сбросили бомбу: «Как здорово было бы сейчас, упади на нас снаряд! Немцы же прямо под нами, их тоже убьет!»
Главной заботой Приски было накормить малышку Хану, но в груди матери не осталось молока. Во время беременности женщина должна потреблять на 500 калорий больше, чем в обычное время. Но во Фрайберге она, как и другие женщины, потребляла 150–300 калорий, и при этом никакого протеина и железа. И это при экстремально низкой температуре, в условиях 14-часовых рабочих смен тяжелого физического труда 7 дней в неделю.
В нескольких вагонах от нее была Рахель – весом не больше 30 килограммов, – которая не могла больше выдерживать вес раздувшегося живота, поэтому она вытянулась на холодном жестком полу среди скелетообразных каркасов вагона. Приближался срок родов, а еще ближе казалась смерть, и, несмотря на заботу, проявленную надзирателем, девушка не могла и помыслить, что ей удастся родить. Помимо собственных забот, рядом с ней оказалась выжившая из ума женщина, которая добавила неудобств – она считала, что у нее больные отекшие ноги, которые нужно держать приподнятыми. «Единственной возвышенностью был мой живот… поэтому она уложила ноги на него. Нет слов, способных описать, что мы пережили. Иногда я себя спрашиваю: как мне это вообще удалось?» – вспоминает Рахель.
Анка тоже изо всех сил старалась держаться за ясность сознания: «Дождь сменялся снегом, потом светило солнце. Мы торчали в вагонах, наполненных угольной пылью… холодно, жарко, холодно, снова жарко, все заключенные – голодные и немытые. Из-за сырости на нас налипала сажа. Нетрудно представить, как мы выглядели. Я рада, что не могла себя видеть в тот момент. Мой дух не давал мне прогнуться».
Приблизительно 18 апреля поезд остановился на станции Трибшица рядом с городом Мост, чтобы позволить пройти поездам с ранеными солдатами и амуницией. Женщины из Фрайберга провели там несколько спокойных дней, пока не пришло сообщение, что двигаться дальше безопасно. На соседних путях стояли составы с узниками Бухенвальда и еще одного немецкого лагеря, который эвакуировали в начале апреля. Узники, эвакуированные до освобождения лагеря, пытались поделиться новостями. Они успели перекинуть друг другу проеденные блохами вещи, прежде чем поезд из Фрайберга снова тронулся в сторону Моста.