Дети лагерей смерти. Рожденные выжить

Павличек увидел благодарность заключенных за эту небольшую услугу и понял, в каких ужасных условиях они находились до этого. У него появилась идея. Их поезд остановился в Горни-Бржизе совершенно случайно, и он, как праведный католик, должен был делать то, что подсказывала мораль. В 6.30 утра следующего дня, 22 апреля, вместо того, чтобы отправиться на мессу, он отправился к Йозефу Зубеку, директору столовой на каолиновом заводе, и Антонину Вирту, управляющему местной гостиницы, находившейся неподалеку от завода и используемой в качестве места встречи работников. Павличек уточнил, смогут ли они в сжатые сроки приготовить большое количество еды для заключенных – «на тот случай, если комендант разрешит».

Как он и предполагал, унтершарфюрер оказал еще больше сопротивления. Он старался подчиняться приказам до последнего дня войны и не видел смысла кормить тех, кому предстояло умереть. Но и сказать этого напрямую начальнику станции он не мог. После длительных переговоров соглашение было получено, но при условии, что все расходы городская столовая берет на себя – по чашке горячей еды для каждого оголодавшего узника, пока они находятся в юрисдикции Павличека.

Слухи о состоянии заключенных разнеслись по городу, и жители собрали все, чем могли поделиться, и понесли в гостиницу корзины хлеба, яиц, фрукты, мясо и сыры. Ярослов Ланг вспоминает: «Сперва мы не знали, что в поезде заключенные, но увидев людей, несущих к станции еду, мы отправились за ними и увидели все своими глазами. Тогда мы бросились домой и просили у матери еды для узников. Она боялась, но все же что-то дала. Горожане ели по талонам во времена дефицита, но сейчас отказывались от своей порции в пользу заключенных».

Почувствовав безотлагательность ситуации и невероятное желание горожан помочь, Павличек позвал местного учителя Яна Райшла распределить запасы нахлынувшей еды. Райшл был идеальным кандидатом на эту должность – «строгий, но справедливый». Он жил в учительском доме, играл на скрипке, а в школу ездил на велосипеде. Мельник Ян Коварь и мясник Кошандри вызвались помочь и принесли муку, выпечку и колбасу. Собралось множество людей из близлежащих районов, но их не подпускали близко к вагонам солдаты, растянувшиеся вдоль поезда на расстоянии пятидесяти метров друг от друга с ружьями наготове.

На протяжении всего воскресенья кухни гостиницы и столовой работали без передышки, персонал приходил, несмотря на выходной день, а жители предлагали свою помощь. По итогам дня было испечено 5 000 буханок хлеба, огромное количество кондитерских изделий и множество литров кофе. Больным несли пакеты мягких булок и корзины вареных яиц.

Тем временем Павличек патрулировал свои владения и рассчитывал поговорить с заключенными наедине. Он обнаружил, что большинство из них были чехами, хотя встречались разные национальности, вплоть до греков. Позже он описывал их состояние как «плачевное». Когда он сообщил им, что вскоре принесут еду, узники просили передать ее напрямую им в руки, иначе охрана все отберет и не станет делиться. Подобная перспектива его не обрадовала.

В еще большее смятение он пришел, когда обнаружил в одном из вагонов своего коллегу из соседнего города, а также Ильзу Фишерову, вдову пльзеньского дантиста Отто Фишера, которого забили до смерти во время эвакуации из лагеря. 39-летняя вдова Фишерова и ее 17-летняя дочь Ханка побывали в Аушвице и Фрайберге вместе с остальными женщинами того поезда и слезно молили отправить их близким сообщение о том, что они все еще живы. Их короткая беседа была оборвана унтершарфюрером, который заметил жену дантиста посреди разговора с Павличеком и начал избивать ее. Начальнику станции приказали не вмешиваться, и он поспешил на станцию, чтобы передать сообщение родственникам заключенной.

Выжившей узнице по имени Лишка Рудольф также удалось поговорить с начальником станции сквозь маленькое окошко своего закрытого вагона. «Утром 22 апреля я заметила Павличека. Он увидел, насколько я голодна, и уверил меня: “Скоро я пришлю сюда еду…” Комендант поезда спросил меня, о чем я говорила с гражданским на вражеской территории. Он сказал: “Лучше тебе держаться подальше от окна, иначе мне придется тебя убить”». Чуть позже в щель приоткрытой двери вагона просунули два куска хлеба с вареньем, ей удалось перехватить их под убийственными взглядами остальных заключенных. «Меня ненавидел каждый. А после полудня мне принесли еще две булочки и два яйца через ту же щель».

Начальник станции продолжал кормить заключенных и обещал передать сообщения всем их родственникам, рискуя своей головой. Проходя мимо вагона, он услышал плач младенца. В ужасе он бросился узнавать, сколько в поезде детей. Шара не хотел, чтобы эта информация достигла Павличека, да и другим не собирался сообщать. Когда офицер наконец сознался, что их «двое или трое», начальник станции потребовал осмотреть их; его ошеломило состояние недокормленных младенцев безо всякой одежды.