Дети леса, дети звезд

— Нет, — сказал он, наконец, и горестно потряс головой, — Не могу. Нет. Птицы есть, даже кроты вон, в земле, но фоном, а вас вот так четко, как было в воздухе, не ощущаю. Смутно так, что-то довольное. Но теперь ловить буду, точно! — и Грин поднял голову повыше, чтобы свысока посмотреть на Тесса.

Серазан прижмурился от солнца, прикинул оценивающе, как можно подцепиться к сидящему Грину…

— Сходу не получится, но — ловите, — согласился и попробовал поймать вот такое — лапами на траве и взглядом как будто даже сверху — сам. Получилось тоже хреново, но как только в ощущениях выделилось ближайшее большое живое, Тесс сжал кулак, чтобы ногти впились в ладонь, сосредоточился на физической боли… тихо, стараясь не потерять и без того слабый контакт, сказал:

— Ловите сейчас.

И Грина, даже не успевшего закрыть глаза, шарахнуло напряжением и образ Тесса, расплывчатый, но явно именно Тесса, и больше никого иного, возник рядом. Надежный, теплый, четкий.

Грин сам не заметил, как расплылся в улыбке:

— Есть! — тихо сказал он. — Вы опять рядом.

— Держите? — обрадовался Серазан. — А теперь я — отключаюсь.

Прекратить поддерживать соединение было, разумеется, намного проще, чем продолжать. Серазан поозирался, потер ладонь, послушал легкий шелест над головой, убеждаясь, что конкретно Грина воспринимает уже обычными, пятью человеческими, чувствами и сознательных усилий для чего-либо большего не предпринимает, и уточнил:

— Ну как?

— Бледнее, но рядом, — продолжая улыбаться, подтвердил Грин. — Если бы я был зверем, я бы сказал, что привычный запах. А так, даже не скажу что. Это как шум в лесу: перед грозой его нет, и только поэтому понимаешь, что он был. А в обычные дни и не замечаешь особо.

— Замечательно, — заключил Тесс. — Вот что значит потомственный маг — вас даже учить не надо.

Полюбовался Грином еще, потом покосился на свежую травку и понял, что если сейчас не встанет, то от радости с удовольствием на ней растянется и будет валяться… в ущерб основной задаче.

Вздохнул. Никуда ж от нее не денешься…

— Но вернемся к нашим долинам. Что будем делать — идем по прежнему маршруту, расширяем поиск, останавливаемся на подумать и поизучать карты более основательно?

— Меня надо учить! — отчаянно возопил Грин. — Это невозможно так: все время мордой в собственные ошибки! Все время непонятно где и в чем! Да я просто боюсь один опять куда-нибудь! — тут Грин сообразил, что сказал уже лишнее и прикусил язык.

— Давайте попробуем вычислить охраняемую долину и подумаем немного над тем, что хотел бы сказать Хранитель, — уже спокойнее предложил он.

— Да ладно вам, — искренне удивился Серазан. — Ну, превратились в крылатую кошку. Так ведь сколько с этого оказалось пользы!

Подумал, хмыкнул.

— Не уверен, что это такое полезное дело — придумывать, что Хранитель, да и вообще кто угодно, «хотел бы» сказать. Действия его я бы перевел как «слышь, ты, любопытный — на, смотри!» — но, учитывая, что Хранитель — ворон, этих птиц я узнаю сразу, и причем явно постарше нас с вами, вместе взятых, хорошо если не в разы — сомневаюсь, что подобная трактовка будет уместной. Это слишком уж по-человечески…

Грин слушал Тесса и разглядывал карту.

— И нам надо пройти напрямик через эту долину, — заключил он, наконец. — Дальше будет еще одна, намеченная доктором Ренном. Встанем здесь на день, потом пойдем?

Тесс посомневался, подумал, прикидывая.

— Давайте так. И заодно сегодня можно будет поставить эксперимент, определить примерную дальность ментальной связи. Мне все-таки очень хочется знать, в пределах какой окружности есть шансы найти еще и тот город.

* * *

Лагерь в тот день они разбили основательный. Для «проверки дальности связи» Грин улетел охотиться на теневую сторону склона, догнал там молодого, глупого еще, но вполне сочного козла, завалил его, несмотря на рога и судорожные метания по скалам. Довольный, проволок тушку прямо на место стоянки, наплевав на осторожность, чистоту лежанки и прочие в другое время тщательно соблюдаемые ритуалы.

Все это время Грин Тесса не терял, и вообще — ощущение старшего рядом, собственная, пусть даже маленькая удача на охоте, сытный обед — привели к тому, что в Грине кошачья сторона натуры решительно забила человеческую: сфинкс растянулся неподалеку от Тесса, ловил горячее весеннее солнце и сладко-сладко дремал. Время от времени он разожмуривался, менял позу, проверял связь — и спал дальше, погружаясь уже не в кошачий, а в самый настоящий здоровый сон человека, который славно поработал, сильно устал и теперь восстанавливает силы. Ничего и никого, кроме Тесса поблизости, леса, гор и далекой речушки, он не слышал. Ничего подозрительного.

На вечерней зоре по всем кустам запели соловьи. Щелкали сладко, звонко, и Грин слышал их сквозь сон и, наверное, улыбался.