— Лапами я не смогу писать, так что придется учиться писать магически.
И горько добавил:
— Ну и кто я буду после этого, а?
Тесс вновь молчал, долго, прикрыв глаза, а Ганн давно уже слился со стенкой, к которой прислонялся плечом, и делал вид, что его тут вообще нет. Но Серазан, частью почувствовавший, частью просто понявший ощущения Грина, наконец ответил, тихо и ровно, просто не зная, как тут можно еще:
— Для своего мира — защитником. Для других — то ли переводчиком при драконе, то ли его представителем, то ли управляющим этой планеты. Для себя… если вас это утешит, никто из нас тоже не знал, что вляпается вот так. А собственнолапно писать не обязательно. Этот документ нужен всем, так что и напечатают, и дадут сто раз перечитать и проверить, и заверят множеством способов…
Замолкнув, Тесс аккуратно поставил на пол бутыль, неведомо как оказавшуюся у него в руках, и так и не решился погладить ученика по вихрам.
Глава 22
Спать в доме Черного Мастера легли в глухую ночь, когда окончательно вымерзли в мастерской, раз за разом прокручивая запись. К этому времени медовуха странным образом закончилась, а вечерняя луна ушла за горизонт, уступив место второй, утренней.
Обалдевшего и онемевшего Ганна положили в тессову кровать, а сам Тесс устроился спать в гнезде. Грин такому раскладу обрадовался: человеческое тепло успокаивало зверя гораздо лучше медовухи. У него от алкоголя и шока немножечко дрожали лапы, но к тому времени, как Ганн мерно засопел, сфинкс уже почти пришел в себя и отогрелся.
Тесс же, напротив, успокоиться не мог, все прокручивал в памяти сказанное Грином с момента собственного пробуждения, припоминал записи, обсуждение, собственные вопросы и полученные ответы…
Становилось не по себе.
То ли оттого, что рядом-вместе сложились предупредительно-покладистые речи полковника Морана и рассказочно-требовательные вопросы-ответы Грина, создавая жутковатое впечатление, то ли от ганновых новостей с Мабри, то ли… Да, тревожнее всего становилось по мере того, как укладывалось в сознании заявление Грина о том, что планета живая. Вспомнилось вдруг давнее заявление Грина, что не все в мире происходит по человеческому желанию, и рассказ Старра о неработающем Маяке, и по контрасту — тепло Леса и радость от ощущения тысяч живых существ, его составляющих… Отдельных, простых… Сопоставимо-понятных.
Серазан попытался представить к этому еще нечто глобальное и тоже живое, и не смог. Повернулся в очередной раз с бока на спину под одеялом, подумал, потом высунул нос из-под приподнятого края и спросил:
— Грин, вы еще не спите?
— Нет, — мурлыкнул Грин и высунул голову из-под крыла, — почти что совсем не сплю. А что случилось?
— У меня остались некоторые вопросы, — обрадовал его Тесс, подворачивая край одеяла над головой шапочкой. — И к ним еще добавляются новые. Я правильно понял из ваших слов, что Отец-Дракон и живая планета — одно и то же?
— В вашем справочнике было написано, что бывают разные планеты, и даже газовые, — раздумчиво отозвался Грин, — я все думал, как вы узнали, что там внутри? Потом прочитал про волновые исследования, что-то понял. Но я думал, что вам разрешили так… ну, понимаете, Дракон — это наша земля. Он наш отец, такой, большой, если так можно сказать… Это ощущается так сразу, что и не скажешь. Конечно, он является в разных обликах, то есть вот тот, с которым я разговаривал, скорее всего, Дракон горного хребта Акта, но он плоть от плоти Отца, и он же и есть тот Дракон. Они слиты вместе, понимаете? И мы тоже едины, потому что родились и вскормлены им… Голос Рона окреп, потеплел. Ему было явно уютно рядом с Тессом. — Я, когда читал про звезды и про другие миры, подумал, как хорошо тут, как будто в родительском доме, где все родное. Вот этот дом и есть Отец-Дракон.
— Тут действительно хорошо, — задумчиво ответил Тесс. — На Мабри я только однажды был в похожем месте. Там есть санаторий — нечто вроде больницы, но не для совсем больных, а уже для отдыха выздоравливающим — на лесном побережье, туда непросто попасть, но мне позволили… Здесь немного темнее, намного суровее по зиме, но так же спокойно и… радостно даже, и в лесу куда больше птиц и зверей.
Мабриец помолчал.
— Их-то ощущать легко. А дракона — как? Или, если он одновременно и части, и целое, его человеку не постичь вообще? Или только пришлому это недоступно? В этом… есть разница, откуда человек родом?
— Когда я не знал, что делать с этими людьми на базе, я лег у костра, и мне показалось, что это морда Дракона. Он когда говорит, просто ощущаешь, что ты — это он. Он мысли как-то переливает, — честно признался Грин и вдруг встрепенулся:
— Мастер, а Вы все-таки поймали птицу? Получилось?
Тесс вздрогнул.
— И как это ощущается? Когда переливает? — нервно спросил и пояснил тут же. — Не поймал, подключился… С драконом так же?