Дети леса, дети звезд

Ярмарочные круги тоже разные. В середине осени больше всего продают мед, разливной и сотовый, старую кислую пергу и пчелиный воск, остатки подзимних урожаев яблок — крепких, кислых, зеленые, "в лежку", груши, плотные белые вилки капусты, сладкие корни чертопля, кукурузу. Кого можно встретить на ярмарке? Да кого угодно, от мальчишки из соседней деревни, с которым за горбиной ходили, до созданий странных, на людей похожих, но тем не менее иных. Магов, кстати, на ярмарке можно встретить тоже.

Рон сначала ходил осторожно, здоровался с теми, кого знал, перешучивался с теми, кого видел впервые, его окликали и дергали, и он порой дергал кого-то, обращая на себя внимание, а потом увлекся, через клетки с курами и перепелками пролез в бакалейный ряд, позубоскалил там, фырчей сменял на две кипы чистой писчей бумаги и чернила, аккуратно уложил покупку, в овощном ряду, набрал, чего надо было, как и обещал Тессу, вырезав на каждой из повозок пожелания удачи, в мучном вплел в гриву крепких пегих лошадок красные нити — от запала и порчи, мимоходом вытащил из своего кармана детскую загребущую ручонку, обладатель которой тут же сделал невинную рожу и юркнул в толпу, остановился поглазеть на хитрые стеклянные палочки с блестками внутри — бабская забава! — и замер, почувствовав на своем плече тяжелую мужицкую руку.

— Слышь, парень, тебя старшой кличет, говорит, ты типа Черного Мастера здешний ученик, — с оттяжкой пояснил бородач на две головы выше Рона. — Очень просит зайти.

Рон сглотнул, аккуратно снял руку с плеча, и призвал на помощь всю свою наглость.

— Дела доделаю, так вечером и зайду, сейчас некогда, — ответил он как можно небрежнее, буквально кожей ощущая людские жадные взгляды со всех сторон. — Где вас искать?

— У зеленых ворот, под знаком плотника и наш костер там же будет, — прогудел бородач.

— Жди, приду, — кивнул Рон, надеясь, что сделал это достаточно солидно, и пошел в противоположную сторону, судорожно ощупывая фонарик на поясе.

Да-да, звучит его голос уверенно и небрежно, но леший знает, какое колдовство надо от него мужикам, а не прийти — значит, поставить под сомнение славу и жизнь не только свою, но и своего мастера. "За продукты на зиму надо платить, Рональд Грин", — напомнил сам себе юноша, и принялся соображать, что он еще успеет добрать на ярмарке и как все это отправить Тессу, прежде чем зайдет солнце.

Грин не преуспел в задуманном: когда он говорил, что надо доставить продукты в лес к Черному Мастеру, на него смотрели с жалостью и отказывались. Пришлось вечером, как есть, с осликом и тележкой — несолидно! — идти к сезонному лагерю плотников и лесорубов, к зеленым воротам.

А там горел высокий костер, и лежали штабелями бревна, приготовленные к распилу и просто на продажу, пахло смолой и стружкой, а еще первачом и крепким мужским потом. Здоровые осанистые мужики, в кругу которых Рон почувствовал себя мальчишкой, в семь или восемь рук усадили его на бревно, налили в жестяную кружку кофе, такой крепкий, что от одного глотка у юноши закружилась голова, как от спирта.

— Так это ты — Черного Мастера ученик? — недоверчиво спросили мужики, разглядывая незамысловато-доверчивую физиономию Грина.

Грин кивал.

— Тогда значит, так, — говорил самый старший, пегий, с кулаками в Ронькину голову, — Дело у нас к тебе, ученик.

Грин кивал.

— Прошлом месяце выбирали мы лес, знаешь, тот, напротив Марькиного дома, а там всегда было неспокойно. Ну, мы, значит, наткнулись там на лешаков, и хорошо так наткнулись…

Грин кивал, хотя где тот дом и тот лес, не понимал совсем.

— И как начало нас водить по лесу да пинать в болота! Навроде как по своим следам идем, и зарубки, а все ррраз — и в болота упирается. На пятом дню остановились, как Меченого в трясину засосало. Не спасли, в момент на дно ушел.

Грин кивал. Ему было откровенно не по себе.

— Мы уже и бревна бросили, лошадей выпрягли, значит, идем дальше, куда идем и где, сами не знаем. И, главное, все вокруг вроде и знакомое, а вроде и чужое. Точно они, лешаки, понимаешь?

Грин кивал. Про лешаков он слышал, конечно, но сам ни разу не плутал.

— И ни птиц, не зверей, следы от них только. К девятому дню решили мы, что лес нас не отпустит, встали на стоянку, хвороста набрали, костер разожгли уже большой-большой, и тут выходит из леса Меченый.

Грин кивнул и передернулся. Старший положил ему свою лапищу на колено, доверительно заглядывая к глаза: