— Если за пять лет родится трое, — мечтательно отозвался Грин, — это счастье и необыкновенная удача. За пять лет родится хорошо если один или два ребенка, и если оба доживут до зрелых лет — уже удача. Там, где живет хутор — отец, мать, дети и старики — хутор выживает. Там, где больше стариков — хутор стареет. Там, где отец умер и мать смотрит за ребенком — приходят наниматься молодые мужчины в надежде, что следующий ребенок будет от него. Странно, что вы настолько щедро одарены плодовитостью, что считаете детей рожденных и тех, кто родится, и все-таки так многочисленны.
— Если из ста детей умрет до совершеннолетия один — это или виновата война, или были очень плохие врачи, — возразил Моран. — И так не только у нас, люди плодовиты во всех мирах, кроме вашего. Мы по сравнению с остальными как раз малочисленны — но мы действительно строго следим, чтобы рождалось детей не намного больше, чем умирает стариков и взрослых.
Грин хотел спросить, как могло тогда случиться, что в таком логически устроенном мире не хватило места людям, но вовремя вспомнил про войну, про бластер, который держал в руках и спросил только:
— Скажите, полковник, а здесь вы тоже собираетесь следить за плодовитостью?
— Нет, зачем, — удивился Моран. — Вы ведь сказали, что примете только тех, кто будет жить по вашим законам — значит, это будут уже ваши граждане, а не наши. У нас даже права не будет что-либо им приказывать или запрещать — так же, как нет и никоим образом не может быть права приказывать или запрещать вам.
С сомнением поглядев на Грина, полковник счел нужным уточнить… а заодно и, все-таки, хотя бы косвенно, но предупредить:
— У нас семья считается тем удачливее и богаче, чем больше вырастет в ней детей. Люди будут счастливы рожать столько, сколько окажется возможным здесь.
Что-то невысказанное в интонациях полковника Морана тревожило Грина, какая-то небрежность допущений.
— Не знаю, насколько вас заденет мой вопрос, — тихо проговорил он. — Я правильно понял, что ваша семья сюда переселяться не будет?
— У меня нет семьи, — ответил полковник слегка удивленно. — Но семьи моих родственников не поедут сюда, верно. А вы спрашиваете сейчас как представитель своего мира — или это личный вопрос?
— А разве это не одно и то же? — тоже удивился сфинкс. — Я живу здесь, и я разбираюсь с этой проблемой, потому что она стала моей личной. Значит, я и то, и другое.
— Это также значит, что вы обладаете среди своего народа значительно большей властью, чем я среди своего, — улыбнулся Моран. — Вы можете позволить себе не разделять личные суждения и профессиональные.
От этой улыбки, да и от вывода в целом Грин озадаченно взъерошил себе шевелюру задней лапой.
Разговор явно уходил в область непознанного. Подсказать, как правильно держаться, мог бы опять только мастер Серазан. Но оставлять в таком диком заблуждении полковника тоже не следовало.
— У нас принято считать, — медленно и строго сказал Грин, красиво усаживаясь и внимательно глядя в глаза полковнику, — что время от времени среди людей рождаются некоторые, способные понимать мир немного по-другому, чем обычные, правильные люди. Если этих некоторых учить, то они становятся магами, то есть теми, кто должен помогать людям в затруднительных ситуациях по мере своих способностей, и отказываться от таких дел — значит подвергать сомнению свою силу. Я понял так, что вы столкнулись с такой ситуацией и готов помочь, потому что дорога сама привела меня к вам, просьба ваша выполнима, и в этом я убедился этой ночью. Вряд ли это то, что вы называете властью, но суть дела именно такая и другого толкования тут быть не может. Вы можете искать другого мага, который возьмется за переселение вашего народа, или действовать на свой страх и риск.
Полковник заявление оценил, и особенно оценил фразу "среди людей".
Похоже, здешние разумные существа не дифференцировали друг друга по видам так жестко, как до сих пор полагали ученые базы, и именовались одним народом.
Это было хорошо — это значило, что расового неравенства нет хотя бы официально заявленного.
— Если человек знает, что и как делать, чтобы организовать жизнь и действия больших групп иных людей, — так же медленно и серьезно ответил Моран, — то это способности. Если он не только знает, но делает — это уже свидетельство обладания властью. И не формальной, как бывает, когда кто-то называется правителем, но решают за него другие, а подлинной. Вы можете помочь, вы согласны помогать — зачем нам искать кого-то еще?
— Очень хорошо, — машинально повторил Грин полковничье выражение, — Как будет правильно мне зайти к вам в следующий раз? Не хотелось бы двери ломать.
Полковник улыбнулся.
— Правильно — задержаться перед воротами на пару минут, чтобы вас успели заметить, а потом перелетать и идти к дверям. Люди будут предупреждены, вам откроют. Если успеют, то откроют даже ворота. Но, — Моран сделал паузу, подчеркивая важность своих слов, — прежде чем вы уйдете, чтобы вернуться, я вынужден вновь спросить вас о личности вашего учителя.