Под полозьями звонко хрустели смерзшиеся иголки и тонкая ледяная корка, Блейки кутался в одеяло и сжимал рукоять походного ножа, про себя думая, что старый Тесла был-таки прав, когда звал его упертым: через лес обычно ездили караванами, а уж по таким, полузаброшенным и не слишком людным дорогам — тем более. Кто мешал ему подождать, пока соберется достаточно повозок и ехать с хорошей компанией? А теперь каждое движение в лесу, пусть даже и сонном, настораживает, и спиной Блейки словно бы чувствовал, как прощупывали его невидимые глаза, прислушивались к скрипам повозки чуткие уши, и беззаботность Старра, свойственная ему среди людей, таяла, как снег от дыхания, оставляя между лопаток липкое ощущение тревоги.
Чувство это все усиливалось, так что к полудню Блейки решительно расчехлил самострел, к вечеру натащил для костра здоровенных засохших елок и сидел с взведенной тетивой всю ночь, настороженно всматриваясь в темноту между стволов.
Утро принесло ему, замерзшему, сонную одурь, зато лошадь хорошо отдохнула и бодрой рысцой везла дальше. Полуспящий Блейки, разомлевший от солнца и света, пропустил момент, когда откуда-то с высоты на его животинку спикировала пестро-рыжая крупная молния, упала жалобно заржавшей лошади на спину — и Блейки только успел ошарашенно увидеть, как из разодранного лошадиного горла выливается ярко-алая жидкость, быстро впитываясь в лесную подстилку.
— Маааааааааать! — заорал Блейки и нажал на спусковой крючок, всаживая стрелу куда-то в пестрокрылое великолепие.
— Ааааать… — отозвался зверь человеческим голосом.
На секунду Блейки показалось, что голос знакомый, но задумываться было некогда, лошадь обмякла и повисла в оглоблях, повозка вильнула и накренилась, Блейки спрыгнул, перезарядил арбалет и зашел сбоку. Зверь резко обернулся, и Блейки Старр узрел широкие пушистые лапы с выпущенными когтями и забрызганное кровью бледное лицо Рональда Грина, ученика Серазана Тесса.
— Ты мне, зараза, кажется, крыло прострелил, — кусая губы, объявил Грин.
— Ты мне, скотина, кажется, лошадь задрал! — негодующе заорал Блейки, не успев толком разобраться в увиденном.
— Я, кажется, не сориентировался, — раскрывая крыло и отползая по возможности подальше, отозвался Грин.
— Ты, кажется, еще и пожрать не успел! — наступая на Грина, на пределе сознания продолжал орать Блейки.
— Ты стрелу свою вытащи, — примирительно попросил Грин, — Мало ли что. Пригодится.
— Твою! Стрелу… в задницу…! — захлебнулся слюной, яростью и воздухом Блейки, поскользнулся в крови и рухнул рядом с лошадью. Он немножко полежал так еще, потом ущипнул себя и осторожно огляделся еще раз.
— Ронни, это чего? Это что, правда ты? — переспросил он, смутно надеясь на то, что просто задремал и упал головой с повозки.
— Я что, похож на кого-то еще? — морщась и передергивая шкурой, спросил сфинкс.
Блейки встал и торжественно высказался, и в этой речи прозвучали все эмоции уроженца Мабри и воспитанника Лерея, морской и летный фольклор души его причудливо перемешался с обуревавшими Старра чувствами, выплеснувшись на сфинкса водопадом ранее неведомых природе слов и речевых оборотов. Блейки загибал так долго и выразительно, что Грин заслушался и даже улыбнулся, хотя и очень слабо.
— Извини меня, пожалуйста, — проникновенно попросил он, дождавшись завершения блейкова шедевра, — Давай только мясо не упускать, раз так получилось, а?
Блейки еще раз выругался, вытащил из кармана платок и пихнул его Рону в зубы:
— На, держи, хищник!
И полез смотреть, куда попал, сильно и вслух сожалея, что сфинксу не в мягкое место. Рон терпеливо ждал, расправив раненное крыло и положив голову на лапы. Короткая и толстая стрела жестко торчала между перьев. Блейки пошевелил прут, Рон глухо замычал в платок. Блейки примерился, взялся одной рукой за крыло, другой — за стрелу и резко дернул на себя.
Рон вскрикнул и обмяк.
Блейки погладил пестрые перья.
Блейки внезапно и вдруг понял, что воспринимает Грина скорее как человека, попавшего в беду, чем как чудовище, и этим был поражен в самое сердце.
— Мда, — неопределенно высказался он, стараясь скрыть смущение, — вот же птенец. Щенок. А туда же!
И пошел собирать дрова для костра, а потом принялся чиститься, и завяливать мясо в дорогу. Очень вовремя, потому что к вечеру опять пошел крупный, красивый снег, засыпая следы нападения, и, отфыркиваясь от этого снега, Блейки и Грин уже в темноте, на ощупь отползали от остатков конской туши и от повозки, потому что ночевать рядом со свежениной ни один из них не мог и не хотел, и опять Блейки высказывался на все лады по поводу волшебников-недоучек, потому что ему надо было сбросить пар, а Грин молчал, потому что у него болело крыло, а еще потому, что он четко видел дорогу. Через эту снежную и словесную круговерть они шли полночи, взяв с собой только самое необходимое. А когда снег прекратился, стало еще холоднее. Две луны выбрались из-за туч, и огромное звездное небо зажгло снег разноцветными искрами. Это было невероятно красиво, но в сочетании с рваными тенями, ночью и усталостью — это было опасно.