Дети Лезвия

Я заказала четыре чашки горячей куавы и с облегчением села в углу, заполняя голодный желудок и пытаясь почувствовать братьев, которые ушли глубоко во мрак. Рик понял, что ему ничего не добиться от Тарин, и теперь стоял, погрузившись в тяжелые мысли. Услышанное его поразило. Кристия пила куаву, разглядывая узор на одном из своих топоров, хотя человек был ей очень любопытен. Хозяйка Алого Леса никогда не стала бы вести себя, словно заинтересованная девочка. Кроме того, памятуя о нападении Лордов Лжи, она присматривала за Тарин, та же снова принялась за манускрипт, зная, что Дети Лезвия не любят разговаривать без надобности. Лицо Черного Лучника выражало озабоченность, которую ему не хватало умения скрыть, тонкие пальцы опять растирали лист вайна в мелкую труху.

— Эйлос… — позвала я, и брат возник через миг, прожигая глазами.

— Нам нужна помощь, — сразу же сказал он, сжав мое запястье.

Я кивнула и последовала за ним, бросив Триэру:

— Вы отвечаете за человека жизнями.

— Э… — начал было Рик, но встретив взгляд Эйлоса из-под капюшона плаща, промолчал. — Ты не боишься, что твои друзья могут не выдержать?

— В случае чего я отомщу за тебя, — пообещала я, кинув хозяйке несколько монет и поднимаясь за братом наверх.

— Слабое утешение… — донеслось до меня бурчание черноволосого бродяги, но в ответе фраза не нуждалась.

Комнаты в трактире незадачливой Леди Лжи утопали в роскоши, ведь ими пользовались в большинстве своем Чарующие, ведущие вглубь Ущелья добычу. Эйлос открыл первую попавшуюся дверь, и мы оказались в покое, пропитанном запахом духов, дорогих тканей и смесью других, более или менее изысканных ароматов. Мне не нравилось здесь — мягкие подушки, пышные одеяла, картины, на которых свивались обнаженные тела… Все дышало развратом и несдержанностью, от которой меня коробило. Высокая фигура брата отбрасывала тонкую тень, разделявшую стену на две половины. Он скинул плащ, и я прикоснулась ладонями к черным крыльям на его спине, ощущая тепло и легкую дрожь, а потом оставила одного. Его запах смешивался с моим, запахом мокрых углей, мертвого костра, залитого водой.

— Человек принесет тебе беды, — звучно произнес Эйлос, повернув голову и глядя из-под опущенных ресниц. — Я видел это написанным тенями ветвей Ки-рра-Дис.

— Он уже их принес, — я сорвала покрывало с кровати, сжала ладони — и испепелила тряпку.

На сегодня достаточно было невыносимых для меня вещей, и я целеустремленно стала уничтожать обивку, картины, балдахины с позолоченными кистями, ковры и остальные предметы, которые не были нужны, пока внутри не осталась лишь кровать без матраса, простое дерево. Эйлос сложил руки на обнаженной груди и закрыл глаза, не мешая, но и не помогая. Быть может, он разговаривал с Тареном, но высокомерное красивое лицо брата ничего не выражало. Тонкая тень на голой стене начала расширяться, раскрываться, словно занавес.

— Иди ко мне… — властно проговорила я, и из раскрывшейся двери теней показался Тарен, из груди которого сочилась кровь, рисуя изысканный узор боли на сильном теле.

Он едва не упал, но потом открыл глаза, умоляя о прощении и спасении, признаваясь в чем-то, что я не умела прочитать. Уложив его на кровать, я сняла разорванную рубашку и ножны с серпами и села рядом, сжимая его пальцы в своих. Дыхание Тарена было неровным.

— Отдай ему часть себя.

Эйлос не открывал глаза, превратившись в безмолвного стража.

— Помоги мне.

— Я сдерживаю того, кто придет за ним из-за дверей, — холодно ответил брат.

По спине пробежал холодок, и я взглянула туда, откуда появился Тарен, — бесстыдную щель-тень, раскрытую, словно страждущее лоно. Внутри свивалась тьма, бесформенная, угрожающая, с каждым поворотом становящаяся все более плотной. Я провела пальцами по груди, оставляя длинную царапину, и почувствовала, как сила концентрируется на кончиках пальцев, смешивая свою кровь с кровью брата. Он ничего не говорил, но смотрел в глаза, и я падала в упругую черноту зрачков, поднимаясь и опускаясь на волнах его дыхания. Кожа его была тепла и приятна на ощупь. Я легла рядом, переставая быть отдельной частью бытия, сливаясь с ним, звуча одной и той же мелодией, отдавая магию в момент прикосновения. Плечи, грудь, его шея, скулы… Провести линии, закончив незаконченное, воссоздав разрушенное. Меня трясло, а Тарен обнял меня, прижав к себе, и его губы выпили последний глоток того, что я могла дать… Иногда они приходили ко мне ночью, и в этот раз было так же. Как только я в бессилии упала на кровать, Эйлос закрыл дверь-тень — стоящему за ней больше не было здесь жертвы — и лег с другой стороны, приводя в чувство своим теплом.

— Спи… — прошептал Тарен, поцеловав меня в спутанные волосы, и я мгновенно заснула.