Дети Лезвия

Он промолчал, окинув взглядом поруганную Цитадель и дымящиеся скалы, бывшие раньше пристанищем Детей Лезвия. Рик не приходил в себя, но дышал, — постепенно ко мне начал возвращаться слух. Я ощущала пустоту, вошедшую в Ущелье Раздоров. Сильнее закутавшись в плащ, я посмотрела на израненные ладони — они почернели, распухли, морось оседала на изуродованных пальцах. Человек тихо застонал. Я подумала, что если Ол погибнет от инструментов Тейза, в этом будет настоящая гармония. Для начала я лишу его рук.

Я опустилась на колено перед Триэром, соскользнув с ограды и прикусив губы, чтобы не завопить, как раненый зверь.

— Ты спас Рика, выполняя за меня мой долг… — начала было я, но Черный Лучник поднял меня, заворачивая в плащ.

— Я сделал это не для того, чтобы связать тебя еще одной клятвой. Я просто не хотел, чтобы он умер от рук Адепта. Нужно уходить.

— Да, — кивнула я, сдерживая благодарность. — Только сначала у меня есть одно дело.

Триэр довел меня до места, где лежала Кристия, и я некоторое время простояла над ней, сожалея, что не могу предать тело огню. Ее стоило бы сжечь под сенью ветвей Ки-рра-Дис, где падают алые листья леока.

По моему приказу Черный Лучник поднял фамильные топоры Кристии и взвалил на плечи Рика, поддерживая меня одной рукой. Мы покинули Цитадель и двинулись к Точке. Я не собиралась отказываться от привычки к парному оружию и оказывала честь погибшей даройо, забирая топоры с собой. Они были небольшими, с расширяющимися лезвиями, наточенными так остро, что мгновенно разрезали упавший на острие волос. В отличие от топоров, которые делали кузнецы-люди и которые годились только для того, чтобы рубить, оружие Кристии позволяло наносить режущие удары, оставляя широкие поверхностные раны и, при необходимости, не причиняя смертельных повреждений. Сталь была сплошь покрыта письменами из «Песни Огня» и символами Алфавита, а рукояти ярко-алые, как кроны Ки-рра-Дис. Мне подходили такие цвета и такая сталь.

Алый Призрак встретил меня черной строгостью ворот и взмывающими вверх, прокалывающими небо шпилями. Орнаменты вновь ожили, заточенное в камень пламя разгорелось, освещая черный монолит из глубины. Его непоколебимость вернула мне часть утерянной уверенности, но скалы, на которых раньше горделиво располагались замки других даройо, теперь пылали огромными факелами, заполняя все Ущелье отблесками, которые искажал вездесущий туман. Белесая пелена смешалась с дымом и сажей, летевшей отовсюду; ветер играл хлопьями пепла — то приносил их к подножию Алого Призрака, то мчал дальше. Мелкие драгоценности звезд мерцали сверху, как глаза упрямцев. Бурлили черные воды Траэрна. Чаша Ущелья теперь была наполнена одним лишь ядом.

— У тебя хватит сил обуздать свой замок? — спросил Триэр, опуская Рика на землю.

Алый Призрак почти рычал, чувствуя близость смертного, он ждал момента, чтобы пустить в ход тысячу и одну убийственную ловушку. Вверху кричали сэйферы, которым некому было передавать заказы. Изображения зловещих тварей возникали и пропадали на стенах, они источали жар, словно адское пекло, о котором так любят говорить люди.

— Он должен мне повиноваться.

Я отдала приказ — и мы вошли под арку. Барельефы извивались, следя каждым изгибом за продвижением человека. Плиты подрагивали под ногами, желая провалиться в преисподнюю и унести с собой смертного. Он ощутил окружающую его ненависть и открыл глаза, очнувшись, но потом снова провалился в забытье. Я чувствовала его боль, она звучала прерывистой мелодией, сливаясь со стуком сердца. Черный Лучник с интересом разглядывал замок, стараясь ни к чему не прикасаться. Мало кому доводилось побывать внутри — я не позволяла никому даже приблизиться к замку, делая исключения лишь для девиц братьев и жертв, на которых изучала разные грани искусства смерти. Замки даройо неприкосновенны подобно их чести, но сейчас был особый случай. Я доверяла Триэру — он не был полукровкой и вряд ли замыслил предательство, но даже если так, совершать убийство внутри Алого Призрака было бы очень недальновидно. Черный Лучник чтил Заповеди так же, как и я, и был слишком осторожен, чтобы совершать глупости.

Каждый шаг давался с трудом, но не из-за боли, а оттого, что человек не должен был оказываться под сводами замка. Через пару секунд я отмела эти сомнения. Изрезанный Олом мужчина, врывающийся запахом человеческой крови и пота в нетронутые залы Алого Призрака, бросил вызов Сэтру вместе со мной, а это достойно уважения и награды. Да и, говоря по правде, мне очень хотелось увидеть, как он откроет глаза, в которых отражается все, о чем он думает.