Дети лихолетья (сборник)

Одна из его ран оказалась особенно тяжелой, и он долгие годы боролся за жизнь. Окончил учительский институт, чтобы воспитывать и обучать детей. Позже получил образование в Московском университете, работал в Хвалынске народным судьей.

Когда же Дмитрию Прокофьевичу бороться с недугом стало невмоготу, он… не поднимаясь с постели, решил сделать то, что, по призванию, не сделать не мог: начал долгий и трудный поиск белорусских детей, оказавшихся в дни войны в детских домах Хвалынска. Но, прежде чем в 1980 г. в Хвалынске состоялась первая встреча детей и их воспитателей, потребовались годы!

С трудом можно представить, как возможно было в его положении вести поистине титаническую работу: сотни писем отправлял Д. П. Захаров не только в Минск и Саратов. Во многие населенные пункты Советского Союза летели его весточки к детям войны с просьбой рассказать о себе и своих друзьях, наиболее памятных событиях времен войны. Полученные сведения систематизировал. В местной газете «Звезда» им был опубликован цикл статей, посвященных эвакуированным из Беларуси детям.

Хвалынец Д. П. Захаров

Именно к нему, человеку, прикованному болезнью к постели, обратились с просьбой установить имя человека, организовавшего спасение детей из Ратомки и Городища. И он взялся за трудный поиск.

Супруга Дмитрия Прокофьевича любезно передала В. Б. Разину подготовленную к печати статью «Кем и как были спасены дети из Ратомки».

Черкасов Михаил иванович – воспитанник пионерского лагеря «Ратомка»:

– Я с благодарностью вспоминаю дядю Моню и машиниста паровоза. Это они спасли так много детей, и благодаря им мы живем сейчас. В Минске, когда кругом все горело и кто-то предлагал ему бросить все и спасаться самому, дядя Моня крепко выругал того человека и продолжал наводить порядок: загонял выпрыгнувших из вагонов детей, строго приказывал не покидать вагона, бегал из конца в конец эшелона, интересуясь, не нужна ли кому помощь, а потом каким-то образом достал паровоз (до этого мы сидели в вагонах, а паровоза не было), договорился с машинистом пойти на риск, и тот буквально сквозь коридор бушевавшего огня, шедшего от горящих по обе стороны составов поездов – санитарного с одной стороны, и пассажирского – с другой, вывез детей в безопасное место. Люди кричали и гибли, но наш эшелон выбрался из этого ада без потерь…

Многие дети этого пионерского лагеря помнят, что подготовка и организация эвакуации детей – заслуга прежде всего начальника пионерского лагеря «Ратомка» или его заместителя. Их помнят, о них говорят и воспитатели, и воспитанники. Но кто они? Какова их дальнейшая судьба? Об этом хотят знать многие, однако до сих пор почти никому неизвестны их имена и фамилии.

Рассказывая о том товарище, который проводил эвакуацию детей, многие очевидцы называют его не просто человеком мужественным, сильным и необычайной воли, но и достойным самой высокой награды.

Ряд воспитанников в письмах пытаются воскресить в своей памяти хорошо известные когда-то фамилии уважаемых людей, но время уже сделало свое черное дело, нужная информация о июне сорок первого стерлась.

Инженер И. Я. Олейников (минчанин) помнит начальника пионерского лагеря как «энергичного молодого человека в сером костюме». Таким он выступал перед пионерами 23 июня, когда объявил об эвакуации и объяснял детям, как нужно себя вести.

Доцент Минского (так в письме. – В. П.) университета В. Г. Пикулик рассказывает, что одним из организаторов эвакуации пионерского лагеря был его начальник, энергичный мужчина среднего роста.

Владимир и Ренард Пикулики. 1944 г.

– К сожалению, – продолжает Владимир Григорьевич, – фамилии его я не помню. Почему-то вертится в памяти фамилия Рубиков, но, возможно, она далека от истины. Запомнилось, что начальник лагеря после 22 июня побывал в Минске, вечером 23 или утром 24 июня выступил перед детьми и сотрудниками лагеря и рассказал о том, что творится в Минске и как мы должны себя вести.

Заведующая детским садом № 38 Р. Г. Хармац и ее дочь М. Г. Шапиро считают, хотя и не могут утверждать, что начальника пионерского лагеря звали Семён Гинсбург. Детский сад № 38 был размещен тоже в Ратомке, рядом с пионерским лагерем, и Рахиль Генриховна не раз встречалась с начальником лагеря, а 23 июня вместе с ним ходила к начальнику станции Ратомка хлопотать о вагонах для эвакуации детей. Но память подвела и ее.

Как мы уже упоминали выше, рабочий М. И. Черкасов (Минск) считает, что на второй день войны начальник лагеря был призван в армию, а эвакуацию проводил его заместитель, которого, как он хорошо помнит, дети звали дядей Моней. «Если бы не дядя Моня, то мы бы все погибли», – заключает Михаил Иванович.

Доцент из Челябинска И. Г. Монгернштерн уверенно утверждает, а его поддерживают его отец и сестра, что фамилия начальника лагеря – Гальперин.