Дети луны, дети солнца

Прося ее помочь, Витарр вовсе не думал о том, что все может обернуться именно так. Он смотрит на затылок младшей сестры и пытается вспомнить, были ли ее волосы такими белыми тогда, когда они оба были детьми. Воин ловит себя на мысли, что практически не помнит, какой она была. Лишь огромные голубые глаза, полные слез, и покрасневшие на морозе пальцы, стискивающие древко братского лука. Губы его трогает легкая улыбка. Странный народ женщины: ты причиняешь ей боль, а она закрывает тебя собой от удара.

Ренэйст не смотрит на него, но Витарр знает, что она боится. Брови его удивленно приподнимаются, когда тонкая девичья рука сжимает его, но он ничего не говорит. Что сделает с ними конунг в качестве наказания за столь постыдный проступок? Драккары уже далеко от берега, и поблизости нет земли, на которой их могли бы высадить. Должно быть, именно это имела в виду сестра, когда говорила о том, что обнаружат его присутствие слишком поздно, чтобы что-либо с этим сделать. Витарр слегка усмехается, прикрыв лицо мехом своего плаща. Конунг выглядит разъяренным, но после короткого разговора с Хаконом все же кивает головой. Повернувшись лицом к своим детям, он поднимает вверх руку, призывая иных воинов к молчанию, и говорит в наступившей тишине:

– Раскройся ваш обман в гавани, я немедля высадил бы вас на берег, велев выпороть плетьми. Но ныне мы среди моря, и нет возможности заставить вас ответить по закону. Витарр. – Он вздрагивает, заслышав от конунга свое имя. – То, что тебе удалось пробраться на корабль, миновав сотню воинов, доказывает, что сами боги желают, чтобы ты был здесь. Не мне идти против их воли, но знай, что никто из смертных не рад тебе. Никто не разделит с тобой пищу, никто не посмотрит тебе в глаза. Ты здесь лишь по воле богов, и должен просить, чтобы они вели тебя на смерть.

Витарр угрюмо молчит, кивая головой. Он не должен рассчитывать на большее, но слова эти вонзают новую стрелу в его гордость. Как может он быть здесь по воле богов, если те мертвы? Лишь по их с Ренэйст воле он здесь. Не сразу замечает он, что все еще держится за плечо сестры обезображенной своей рукой, но не спешит ее убрать. Собственное положение кажется ему куда надежнее, когда она рядом. Это неправильно, ибо не пристало мужчине прятаться за женской спиной, и Витарру самому от себя тошно.

– Что касается тебя, – гнев Покорителя обращается к дочери, – нет тебе больше доверия. До конца путешествия не желаю видеть тебя.

Фыркнув, как разъяренный буйвол, Ганнар идет прочь, резким взмахом руки велев всем вернуться к своим делам. Лишь тогда рискует девушка поднять глаза на своего возлюбленного, поймав его полный волнения взгляд. Рена знает – обижен Хакон на то, что его не посвятила она в свои планы. Но тайна эта принадлежала не ей, и, даже если бы хотела, Ренэйст ничего не могла бы ему сказать.

«Прости меня», – говорят ее губы.

И он молчит, идя прочь. Волчица смотрит Медведю в спину, и по венам ее разливается покой. Если бы был зол, то накричал бы, обозвал, но ни за что не промолчал. Своим молчанием Хакон высказывает доверие ее действиям, и она не знает, как благодарить его за это. Почти лишившись уважения отца, она не справилась бы с тяжестью груза, что взвалила на плечи, если бы и Хакон отвернулся от нее. Но берсерк возвращается на свое место и ложится под лавку, пока Ньял, взявшись за весло, гребет вместе с остальными, унося драккар вперед.

Лишь тогда, когда тяжкий разговор остается позади, Ренэйст замечает, как дрожат ее ноги. Брат отпускает плечо и устало проводит ладонью по лицу. Его спутанные волосы падают на лицо, и Витарр убирает их назад неловким жестом. Несмотря на то что вокруг множество людей, ему кажется, словно бы они с сестрой одни на этом корабле. Ренэйст переводит на него взгляд льдистых глаз, и он не знает, что сказать. Поблагодарить? Есть ли слово, способное выразить все, что он чувствует? Она лишь улыбается – очень устало, – и жестом просит его идти следом. Вдвоем проходят они под полосатые паруса и садятся на палубу прямо там, в самом сердце драккара. Гребцы не обращают на них ни единого взгляда, словно бы их и вовсе нет, но Витарру не привыкать к подобному.

– Не вздумай просить у богов того, о чем сказал конунг, – велит ему она.

Рен вытягивает ноги, прислонившись спиной к мачте. Она легко хлопает ладонью по доскам подле себя, предлагая ему сесть. И он подчиняется.

– Но конунг в чем-то прав.

– Как ты можешь говорить такое? – зло шипит на него сестра. – Ты так долго сражался не для того, чтобы принять поражение!

Но Виттар лишь прислоняется спиной к мачте, глядя на горизонт. Когда он говорит, голос его звучит умиротворенно:

– Быть может, это плаванье подарит мне смерть, и тогда я стану свободен.

– Ты уже свободен, Витарр, – возражает Ренэйст, все так же смотря на него, – это они заставили тебя думать иначе.