Дети Луны

– Да ты что? – изобразил он удивление и вдруг сообразил: вчера они были на «вы», а сегодня сразу, даже не заметив, перешли на «ты».

С Алиной произошло наоборот. Как странно. Отношения между людьми выстраиваются сами собой, словно текущая по земле вода, которая безошибочно находит свою траекторию.

Электричество в очередной раз мигнуло и погасло совсем.

– Опять на станции что-то, – сказала из темноты Люба. – В последнее время все чаще. Война…

В разных углах зала появились неяркие огни – это официанты начали расставлять по столам керосиновые лампы.

– Сюда не надо, – сказал Селен, прервав рассказ, обраставший все новыми драматическими подробностями. – Тьма, изгоняющая свет, – это прекрасно.

Чтоб тебя черт побрал, декадент хренов, с тревогой подумал Романов. Придет Шахова – ридикюля не разглядишь.

Он огляделся. Зал весь состоял из островков слабого света, окруженных мраком. Романтично, но для дела очень нехорошо.

По счастью, через минуту электричество вспыхнуло вновь.

– Алину высматриваешь? – спросила Люба.

Он вздрогнул.

– С чего ты взяла?

– Влюбился, – грустно констатировала она.

Это обыкновенное слово прозвучало в эпатистской компании как-то очень наивно, по-детски. Здесь никто ни в кого не влюблялся. Здесь отравлялись ядом чувств, пылали любовным экстазом, самое меньшее – сгорали от страсти.

Романов покосился на соседей – не слышат ли. Кажется, услышали…

– Пьеро влюблен, Пьеро влюбился! – продекламировал Мальдорор.

– Что за чушь! – шепотом обругал Любу прапорщик.

– Не чушь. Такие, как ты, всегда влюбляются в таких, как она, – все так же печально, но уже тише сказала танцовщица.

– «Такие, как я»? Провинциалы в стильных столичных барышень?

– Нет. Сильные в слабых. Вам мерещится, что вы их спасете. А им, может, спасаться и не хочется. Это во-первых.

– А во-вторых?

Из-под насмешливо изогнутых бровей Арлекина на него смотрели совсем невеселые, полные сострадания глаза.

– А во-вторых, вас самих спасать надо. Но женщину, которая может это сделать, вы ни за что не полюбите…

Ужасно милая, подумал Алексей. Однако следовало держать марку. Мальдорор с любопытством вслушивался в тихий разговор и всё язвительней ухмылялся.

– Тебе не в кабаре выступать, а лекции читать в университете. По психологии, – засмеялся Романов.

Но она не обиделась, а тоже улыбнулась. И встала.

– Мне пора. Надо еще намалевать рот до ушей.

Едва Люба ушла, снаружи донеслась заливистая трель свистка. Это был условный сигнал.

Никому не показалось странным, что после ночного инцидента перед клубом учрежден полицейский пост. Усатый городовой при кобуре и с «селедкой» на боку важно прохаживался по тротуару, пуча глаза на диковинных посетителей ночного заведения. Служивый заметно прихрамывал, но и это было неудивительно: в полицейских частях недавно прошла мобилизация на фронт, не тронули лишь пожилых и ограниченно годных. Очень уж Козловскому хотелось быть поближе к месту событий, а то со своей негнущейся ногой он вечно поспевал лишь к шапочному разбору…

План был таков.

Как только появится Шахова, негласно сопровождаемая филерами из службы наружного наблюдения, двое парней Саранцева, что дежурят на той стороне улицы, затевают ссору. Городовой, естественно, свистит, призывая скандалистов к порядку. Это знак для Романова: встречай гостью. Нужно проследить, не встретится ли с кем-нибудь Шахова в вестибюле или коридоре…

– Вы? – обрадованно сказал Алексей, подгадав оказаться у дверей, как раз когда Алина здоровалась с Мефистофелем. – Хотел подышать воздухом, но теперь, пожалуй, останусь.

Барышня выглядела гораздо хуже, чем вчера ночью. Болезненно бледна, под глазами круги, да еще эти губы, выкрашенные в цвет сирени… Нет, не выкрашенные, понял Алексей, приблизившись.

– Не смотрите, – попросила она. – Я знаю, что похожа на труп.

– Как вы можете это говорить!

– Слава богу! – воскликнула она, потому что вновь погас свет. – Не правда ли, я сразу похорошела? Дайте руку.

Он повел ее в зал, на красноватый свет настольных ламп.

Поцеловавшись с Селеном и кивнув остальным, Шахова села на место Любы. Сумочку повесила.

Прапорщик устроился рядом. На правах кавалера положил руку на спинку соседнего стула, совместив приятное с необходимым. Ладонь слегка касалась острых лопаток хрупкой барышни, а локоть надежно прижимал ремешок ридикюля.

Алина сидела беспокойно, разглагольствования Селена не слушала. По ее телу временами проходила дрожь.

Взялась за сумочку, и прапорщик сразу насторожился – но Шахова просто достала пахитоску.

– У меня нет огня… – Она беспомощно огляделась. У их стола никто не курил. – Зажгите, пожалуйста, Алеша… Ничего, мне будет только приятно.

И сама сунула пахитоску ему в рот.

Польщенный этим знаком близости, он отошел к соседнему столу, за которым тоже никто не курил, но, по крайней мере, там горела лампа.

– Одолжи адского огня, служитель Смерти, – легко сказал Романов сидевшему там Палачу.

Тот важно кивнул своей зачехленной башкой.

Снова зажглось капризное электричество. Наклонившись, прапорщик прикурил. Когда выпрямился и обернулся, чуть не выронил горящую пахитоску.