Дети Мафусаила. Уолдо. Магия, инк.

— Только представь себе, — сказал Стивенс Маклеоду, когда канал связи отключился, — «Я — Великий» заботится о чьем-то удобстве.

— Толстяк, видно, заболел, — решил Маклеод.

— Очень похоже. Однако это больше касается тебя, чем меня, Мак. Пошли со мной. Поедем в Пенсильванию.

— А как насчет работы?

— Скажи Карузерсу, пусть выкручивается сам. Если что-нибудь тут взорвется, мы все-равно ничем не сможем помочь.

Стивенс появился на экране в конце дня.

— Мистер Джонс, — начал он…

— Да, доктор?

— То, о чем вы просили, невозможно выполнить.

— Вы имеете в виду, что Шнайдер не может приехать во Фрихолд?

— Именно это, но еще и другое: вы не можете с ним поговорить по видеофону.

— Он, что — мертв?

— Нет. Я хотел сказать, что он не будет разговаривать по видеофону ни при каких обстоятельствах. Ни с вами, ни с кем-либо еще. Он сказал, что ему очень жаль, но он органически не переносит ничего подобного: ни камер, ни видеокамер, ни телевизоров. Список можно продолжить. Он считает их опасными. Боюсь, он от своих предрассудков не откажется.

— Как посол, доктор Стивенс, вы оставляете желать лучшего.

Стивенс посчитал до десяти, затем ответил:

— Уверяю вас, я сделал все, что было в моих силах, пытаясь выполнить вашу просьбу. Если вы не удовлетворены качеством моего сотрудничества, могу вам предложить поговорить с мистером Глисоном, — и он выключил связь.

— Думаю, вам хочется свернуть ему челюсть, — мечтательно заметил Маклеод.

— Мак, иногда ты читаешь мысли.

Уолдо попытался добиться своего еще раз, через своих агентов, но получил точно такой же отказ. Ситуация для него была почти невыносима. Прошли многие годы с тех пор, как он впервые не смог купить человека, запугать, обмануть или, по крайней мере, убедить. Купить — не удалось. Инстинктивно он понимал, что Шнайдером не может двигать жадность. А как можно запугать или обмануть человека, которого нельзя увидеть и с которым нельзя поговорить?

Дело зашло в тупик — выхода не было. Значит, нужно забыть. Ситуация такова, когда говорят: «судьба хуже смерти».

Нет. Нет, только не это. Не нужно вообще думать об этом. Лучше забросить все, признать, что он выдохся, и сказать об этом Глисону.

Прошло семнадцать лет с тех пор, как он последний раз был на поверхности Земли, и ничто не заставит его подвергнуть свое тело невыносимым пыткам гравитационного поля. Ничто!

Оно может даже убить его. Он может задохнуться! Нет!

И он, как пухленький Купидон, грациозно перелетел через пространство мастерской. Лишиться этой свободы, даже на время, и оказаться мучительно связанным? Смешно! Ничто этого не стоит.

Это все равно, что просить человека, боящегося высоты, взбираться на скалы или требовать от страдающего клаустрофобией брать интервью в самой глубокой шахте мира.

— Дядюшка Гус?

— Привет, Уолдо. Рад, что ты позвонил.

— Безопасно ли для меня спуститься на Землю?

— М-м? Как это? А ну-ка повтори. Я не понял.

— Я спросил, не повредит ли мне поездка на Землю.

— Сегодня ужасная связь, — сказал Гримс. — Мне показалось, ты сказал, будто собираешься спуститься на Землю, так что ли?

— Именно.

— В чем дело, Уолдо? Ты здоров?

— Я чувствую себя прекрасно, но я должен увидеть человека, который живет на поверхности Земли. Другого способа поговорить с ним нет. Поездка будет мне вредна?

— Думаю, что нет. В конце концов, ты ведь здесь родился. Однако нужно соблюдать осторожность. Ведь у тебя сердце заплыло жиром.

— О боже! Это опасно или нет?

— Да нет. Хватит об этом! Просто не нужно перенапрягаться. И следи за своими эмоциями. Будь сдержаннее.

— Буду. Безусловно, буду… Дядюшка Гус…

— Да?

— Может, ты поедешь со мной и поможешь мне пройти через все это?

— О, думаю, в этом нет никакой необходимости.

— Пожалуйста, дядюшка Гус. Я никому не доверяю.

— Пора тебе повзрослеть, Уолдо. Ладно, на этот раз поеду.

— Запомните, — сказал Уолдо пилоту, — абсолютное ускорение не должно превышать 1,1g даже при посадке. Я буду все время наблюдать за показаниями приборов.

— Я был водителем на скорой помощи, — ответил пилот, — в течение двенадцати лет, ни разу не причинив пациенту никаких неприятностей или неудобств.

— Это не ответ. Понимаете? Один и одна десятая. Ускорение даже не должно приближаться к этой цифре, пока мы над стратосферой. Тихо, Бальдур! Перестань обнюхивать!

— Понял.

— Надеюсь. Ваша плата зависит именно от этого.

— Может, вы хотите управлять сами?

— Мне не нравится ваш подход, мой дорогой. Если я умру в этой консервной банке, вы никогда не найдете себе работы.

Пилот что-то пробормотал.

— Что вы сказали? — требовательно спросил Уолдо.

— Ладно, я сказал, может, и стоит, чтоб так произошло.

Уолдо стал медленно краснеть и открыл было рот, но Гримс оборвал его.

— А ну-ка полегче, Уолдо! Побереги сердце.

— Хорошо, дядюшка Гус.

Гримс пробрался вперед, пригласив жестом пилота идти за ним.

— Не обращайте внимания на то, что он говорит, — тихо посоветовал Гримс пилоту, — кроме того, запомните, что он сказал по поводу ускорения. Уолдо действительно может умереть от большего.

— Не думаю, чтобы что-то произошло. Но я буду очень осторожен.

— Хорошо.