Он осторожно подлетел к одному из неработающих декальбов. То, что, по словам Шнайдера, он будто бы сделал с декальбами, до нелепости просто. Старик провел отметки мелом на каждой антенне
Бальдур стал яростно лаять.
— Заткнись, дурак! — прикрикнул Уолдо, не спуская глаз с антенн.
Уолдо все еще размышлял об этом, когда ожил канал телевизионной связи. Он никогда не находился на грани сумасшествия, как это случилось с Рамбо. Тем не менее напряженно размышляя над проблемой, он ощутил вскоре сильную головную боль. Он был еще несколько не в себе, когда, наконец, включил канал связи.
— Да?
— Хэлло, мистер Джонс, — произнес появившийся на экране Стивенс. — М-м, нас интересовало… мы хотели…
— Ну, говорите!
— Ладно, насколько вы приблизились к решению? — выпалил Стивенс. — Боюсь, решение становится неотложной задачей.
— В чем дело?
— В Большом Нью-Йорке вчера ночью произошло частичное прекращение подачи энергии. К счастью, это случилось не на пике нагрузки, и наземные службы смогли установить запасные комплекты, прежде чем накопители опустошились. Однако можете себе представить, что бы произошло, если бы это случилось в час пик. По моему отделу число аварий за последние несколько недель удвоилось. Наша страховая компания уже заметила это. Поэтому нужны результаты — и очень быстро.
— Вы получите результаты, — щедро пообещал Уолдо. — Я на завершающей стадии исследований.
На самом деле он совсем не был в этом уверен, однако Стивенс раздражал его гораздо больше, чем все безволосые обезьяны.
На лице Стивенса промелькнули сомнение и неуверенность.
— Полагаю, вам совершенно не хочется намекнуть, даже в самых общих чертах, на возможное решение?
Нет, Уолдо не намерен этого делать. И потом — это такое удовольствие водить Стивенса за нос.
— Подвиньтесь ближе к приемнику, доктор Стивенс. Я скажу. — Уолдо и сам наклонился как можно ближе, пока они не оказались почти нос к носу. — Магия вырвалась на свободу, — торжественно произнес он и тут же отключил канал связи.
Внизу, на Земле, в подземном лабиринте одного из североамериканских заводов, Стивенс тупо глядел на пустой экран.
— В чем дело, шеф? — спросил Маклеод.
— Не знаю. Честно, не знаю. Но, я думаю, толстяк спятил, точно так же, как Рамбо.
— Как мило! — расплылся от удовольствия Маклеод. — Я всегда его считал просто придурком.
— Тебе лучше бы помолиться, чтобы он не сбрендил! — очень серьезно заметил Стивенс. — Мы от него зависим. А теперь дай-ка я посмотрю объяснительные записки и отчеты.
«Магия вырвалась на свободу». Это объяснение было ничем не хуже, чем все остальные. Причинно-следственные связи расшатались, священные законы физики больше не действуют. Магия. Если слушать Грэмпса Шнайдера, то все зависит только от того, как на нее смотреть, как к ней относиться.
Безусловно, Шнайдер знал, о чем говорил, хотя не имел ни малейшего представления о физической теории, на основе которой работали декальбы.
Погоди-ка минуточку! Погоди! Наверное, он подходил к этой проблеме неправильно. Он начал ею заниматься, имея уже определенную точку зрения. Точку зрения, которая вызывала критическое отношение к словам старика, к его утверждениям — Уолдо был уверен, что знает гораздо больше об этой проблеме, чем Шнайдер. Конечно, чтобы удостовериться, он поехал на встречу с ним, при этом, однако, считая его колдуном или знахарем из отдаленной провинции. То есть, человеком, обладающим какой-то небольшой, но полезной для Уолдо информацией, однако изначально невежественным и суеверным.
Теперь, предположим, ему нужно рассмотреть всю ситуацию с другой точки зрения. Попробуем представить себе, что все, сказанное Шнайдером, — голые факты, проливающие свет на проблему, а не аллегории и предрассудки…
И он на несколько часов погрузился в интенсивные размышления.
Во-первых, Шнайдер использовал термин «Другой Мир» и довольно часто. Что скрывается под этими словами? «Мир» — это пространственно-временной энергетический континиум. «Другой Мир» — таким образом, континиум, но отличающийся от того, в котором мы находимся. Теоретическая физика в этом утверждении не найдет ничего предосудительного. Возможность существования бесконечного числа континиумов — вполне нормальное, можно даже сказать, ортодоксальное утверждение.