Мать умела делать вид, что не слышит просьб. Она указывала на сцену, разве что не подпрыгивала, тыкала пальцем и громко дышала. Делала все, чтобы не слушать сына. Обычно приходилось нудеть час-другой, пока не сдавался отец. Отец сидел слева и запивал представление сидром. Его не вдохновляли пудели. Собаки скакали по желтой тряпице, прикрывавшей борт вокруг арены, неуклюже пролетали через обручи, с которых давно ссыпались блестки, лаяли цифры. Мать аплодировала на их жалкое «гав», отец фыркал и Майкл тоже фыркал – не отличишь от старшего Эшена.
Клоуны тоже не впечатлили отца и сына. Зато малыши в первых рядах пищали, радостно поедая розовые облака ваты.
– Ну, мааам, – снова заводился Майкл. – Хочу ваты. Или карамельное яблоко.
Он дергал мать за юбку, она старательно хлопала ладонями в новых белых перчатками.
– Смотри, Майкл, – приказывала она, не разжимая зубов.
После клоунов на арену вынесли стул. Из-за потертых кулис мышью вынырнула всклокоченная, неопрятная женщина в платье, висящем на ней таким же потертым занавесом. Женщина засеменила к стулу, в руках она держала что-то, прикрытое вуалью в чёрных звёздах. Уселась, поправила платье, устроила на коленях свою ношу.
– Мэри Шоу, друзья! – ведущий, на которого отец прохрипел странное слово «шпрехшталмейстер», словно сидр переполнил его горло до краев и даже выплеснулся наружу, представил её коротко. Проскользнул взглядом по невзрачному костюму, слегка наклонил голову в приветственном поклоне и поспешил убраться с арены.
Мэри Шоу выглядела под стать всему цирку – пыльная тряпка купола, пыльное платье, пыльная несуразица в руках. Вуаль сползла, на Майкла взглянула кукла. Мальчик. Квадратная челюсть, очерченная красным от углов к подбородку, круглые синие глаза с тяжелыми веками, лаковая прическа послушного сынка.
– Билли, родной, поздоровайся с залом, – попросила женщина заискивающим тоном.
Майкл подался вперёд. Рот куклы открылся. По залу пронёсся вздох.
– Мама Мэри, я немного стесняюсь, – сказал деревянный Билли писком пятилетки.
Губы Мэри не двигались, говорил Билли. Она задавала вопросы, он отвечал. Челюсть съезжала по красным полоскам, чуть ударяясь о воротник клетчатого пиджака, занимала исходное положение и падала вновь. Билли жевал невидимую кашу и выговаривал глупые мечты деревянного мальчика. Он, видите ли, мечтал завести друзей.
– Но у тебя есть друзья, – ворковала Шоу, – братья и сестры. Сэм, Джесси, Тони, Кейт…
– Я хочу дружить с человеком, мама, – скрипел Билли, – Хочу стать человеком, как Пиноккио, помнишь, ты читала мне сказку? Ты моя Синяя Фея?
– Увы, Билли, я не фея. Но может быть, кто-то из присутствующих здесь детей захочет подружиться с тобой?
– Это было бы прекрасно, Мэри, – пропел мальчик-кукла и тут же понизил голос, – Но я боюсь, ах, как я боюсь их спросить.
– Давай сперва спрошу я, а потом попробуешь ты. Будет не так страшно, как думаешь, Билли? – Мэри обвела зрителей рукой.
Майкл даже с места привстал. Пыльная Мэри и ее сынок Билли говорили по очереди. В глупом цирке всех обманывали старыми собаками, несмешными клоунами, акробатами, ползающими по песку арены, но теперь познакомили с настоящей магией. Майкл уперся кулаками в спинку кресла на нижнем ряду. «Неужели, что-то стоящее!» – обрадовался он.
– Ты будешь со мной дружить? – тщательно проговорила Мэри.
Рот куклы открылся. «Ну же!» – Майкл почти уткнулся в косы девочки, сидящей перед ним. Он готовился первым выкрикнуть да. Вдруг выпадет шанс подержать этого деревянного уродца!
– Ты будешь со мной дружить? – громко произнес Билли.
И в тот момент, Майкл, ожидавший всамделишнего чуда, заметил, как губы Мэри дрогнули. Всего доля секунды, беззвучное движение, но оно разразилось звоном битого стекла его надежд.
Малыши закричали: «Даааа!» Зал взорвался аплодисментами. Мама охала и ахала, тянула отца за рукав. Тот кивал. Майкл медленно повернулся к ним. Лицо пылало, но куда сильнее горел язык. «Издеваешься, папа! Тебе-то не может нравиться эта чушь!», – он боролся с желанием крикнуть во всё горло, излить негодование. А потом заорать фальшивому мальчишке, что ему никогда не стать человеком, – Пиноккио недоделанный! Зачем тебе быть человеком? У тебя сразу появятся заботливые мать и отец, портящие лучший день в году походом в дешевый цирк!»
Разочарование тормошило Майкла, он прыгал на стуле, терзаемый злостью. Он увидел! Увидел! Увидел! Наклонился вперед и увидел, как уголок губ Мэри дёрнулся вверх-вниз, когда Билли выпрашивал себе дружбу. И ведь ни один дурак под куполом не сподобился заметить, только он!
– Обманщица! – вопль сорвался с языка Майкла раньше, чем он успел понять, что делает, – Она нас обманывает! Это не кукла говорит. Я видел, как у неё шевелятся губы.
Злость подкинула его вверх, он уперся ногой в нижнее кресло, не обратив внимание на вскрик девчонки.
«Даже моя мать делает это лучше! Говорит, не разжимая зубов, чтобы улыбку не повредить».
Эти слова Майкл запихнул под язык, щелкнув губами так, будто проткнул иглой воздушный шарик.
– Они дурят всех нас!