Дети Мира

— Я не от господина Мара звоню, — быстро, встревоженно и как-то стыдливо проговорил Кинай, — Он не знает. И он не должен знать. Госпожа Санда, я знаю кое-что важное. Я должен вам это рассказать. Меня тут по делам послали за территорию. У меня есть около получаса в запасе — мы не могли бы встретиться? Скажем, в парке на углу Пин и Ранголеры?

Я испытала короткие сомнения. Да Лигарра велел никуда не отлучаться. Но ведь Кинай мог и впрямь сказать что-то такое, за что Карун мне потом спасибо скажет. Как он сказал? Победителей не судят? К тому же, Киная я знала куда лучше, чем да Лигарру — голос у него был очень серьёзным. Кинай, напомнила я себе, умница каких ещё поискать — о чем, ввиду его хронического раздолбайства, обычно забывали.

— Да, Кинай. Я буду там через десять минут.

Мы оба положили трубки, и я кинулась одеваться. Мне потребовалось совсем немного времени, чтобы натянуть эти новомодные брезентовые брюки (мне они жутко нравились), блузку и кофту. Не теряя ни сукунды, я кинулась к двери — ещё не хватало, чтобы именно в моё отсутствие позвонил да Лигарра и поймал меня на нарушении приказа. Ещё, чего гляди, заявит, что это непослушание контролёру и шагом марш в камеру.

…Если бы в этот миг, переступая порог квартиры на улице Пин, я знала, что покидаю её навсегда?! что больше никогда в жизни — ни во сне, ни наяву — я не войду сюда?! Что бы я сделала тогда? Глянула бы я вокруг напоследок, старясь запечатлеть в памяти свой замусоренный дом, где я прожила десять холостяцких лет? Взяла бы я что-то с собой — хупарскую безделушку, книгу или фотографию?

Но я знаю, что нет. Не оглянулась бы. И не взяла.

Ничто из этого не было так ценно, как то, что я в итоге приобрела.

Ничто из этого не смогло бы поддержать меня, помочь или направить на верный путь — среди ожидавших меня потрясений и кошмаров. Более того, ничто из этого и не уцелело бы — разве что воспоминания.

И я перешагнула через порог и ушла вниз по лестнице.

Спустя семь минут я уже стояла в тени парковой зелени в двух кварталах от дома. Кинай появился неожиданно — я заподозрила, что он прятался в кустах.

— Добрый день вам ещё раз, госпожа Санда.

Я кивнула, жестом приглашая его сесть на скамейку. Поскольку он был со мной, Порядком это не возбранялось. Кинай застенчиво сел на краешек.

— Кинай, что стряслось?

— Я буду по-быстрому, ладно? Это все Раник. Когда её уволили, она затаила обиду на господина да Растана. Я её встретил, и она просила именно вам передать кое-что важное. Мы все согласны, что вы — одна из лучших аллонга на свете. Вы поймёте, что с этим делать. Раник хотела бы как-то отомстить господину директору, потому что он использовал её в этой истории, но никак не отблагодарил.

Не стоит недооценивать хупара. А плевать на людей вообще не стоит. Отец мне это всегда говорил.

— С «лучшей на свете» — это ты, пожалуй, загнул. Ну да ладно, спасибо за доверие, конечно. Я слушаю тебя.

— В то утро, когда у вас в галерее сбежал пациент, Раник обнаружила это первой, — Я так и выставила уши, — Она пошла искать Куйли, но нигде не нашла. Это было очень странно, ведь она же всегда сидела на посту. Она искала гостя и Куйли по всему корпусу. Тогда Раник позвонила к господину директору, прямо ночью. Она была в растерянности. И рассказала господину да Растану, что гость пропал. А про Куйли она бы сроду не сказала — подружка ведь. Господин директор сказал никуда не уходить, бросил трубку и мигом прибежал, — Ну да, ведь он жил прямо за парком клиники, — Бледный и жутко испуганный, так мне описала Раник. Они пошли вдвоём в палату, и всё там осмотрели. А потом господин директор потребовал, чтобы Раник держала рот на замке, и никому ни за что не говорила, что он заходил в эту комнату. Даже если её будут резать на части, потому что, мол, иначе они оба ещё больше пострадают. Но Раник видела, как господин директор что-то нашел среди бумаг гостя. И забрал это.

— Как это среди бумаг? Ведь на столе же ничего не было? — поразилась я, — Ни на столе, ни в шкафу.

Кинай покачал головой, явно переваривая то, что я сказала.

— А Раник клянется Богами — там была целая куча бумаг. Господин директор перерыл их — очень быстро. И вдруг увидел какую-то бумажку, спрятанную в записях, заволновался ещё больше и положил её отдельно. А все записи забрал себе.

Потрясающе. Я еле удержалась, чтоб не разинуть рот.

— Раник натерпелась страху, когда её вызвал Большой Аллонга. Она чуть не проболталась — так он на неё смотрел. И он кричал. Зато она была уверена, что уж её-то не уволят. А он её всё равно выгнал, — со сдавленным гневом проговорил Кинай.

— Постой-ка. А Куйли когда нашлась?

— А Куйли потом пришла, уже когда господин директор ушёл. Раник всё обставила так, будто она только что нашла пропажу. Хотя ей сильно хотелось рассказать.

Мда. Довериться болтушке Раник — это был шаг отчаяния. А так зло после этого с ней поступить — шаг необычайной и неописуемой глупости и самоуверенности.

— А как Куйли отреагировала? — допытывалась я.

— А Куйли стала всех обзванивать — ну, всё уже обычно пошлС. Так вы уже, видимо, знаете.

Я кивнула.