Дети Морайбе

Джайди тоже встречал призраков – то на улице, то на деревьях. Пхи теперь повсюду – столько, что не сосчитать. Он видел, как они бродят по кладбищам, льнут к изъеденным стволам бо и глядят на него сердито.

Медиумы, как один, говорят: пхи просто с ума сходят от злости, потому что не могут переродиться, – их уже скопилась огромная толпа, как на вокзале Хуалампхонг[47] в выходной день в ожидании поезда на море, но ждут реинкарнации тщетно: ни один не заслужил страданий этого мира. А Аджан Сутхеп и другие монахи вроде него считают, что это все ерунда. Сутхеп продает амулеты, которые отгоняют пхи, и знает: люди видят всего лишь голодных духов, а те появились оттого, что кто-то умер не своей смертью, съев овощи, зараженные пузырчатой ржой. Любой может прийти с пожертвованием либо к нему в храм, либо в храм Эраван[48] и сделать подношение Браме – заплатить местным танцорам, чтобы те исполнили свой ритуал[49], и купить себе надежду на то, что призраки, успокоившись, продолжат свой путь к воплощению. На такой исход тоже можно рассчитывать.

Все равно призраков кругом много – спроси любого. Каждый – жертва «Агрогена», «Пур-калорий» и им подобных.

– По поводу слов твоей бабушки – не принимай на свой счет. Однажды в полнолуние я видел, как пхи толпились и возле министерства природы – несколько десятков сразу, – говорит Джайди и продолжает с грустной улыбкой: – Вряд ли тут можно что-то исправить. Я как подумаю, среди чего растут Ниват и Сурат… – Он обрывает себя, не желая открываться Канье больше, чем хотел бы. – Да ладно, мы дали отличный бой. Еще бы взять за жабры какого-нибудь начальника «Агрогена» или «Пур-калорий», придушить или дать ему распробовать, что такое пузырчатая ржа АГ134, – вот это было бы большое дело. После такого можно умирать спокойно.

– Вы, наверное, тоже не переродитесь. Вы слишком хороший для такой адской жизни.

– Ели повезет – воплощусь в Де-Мойне и подорву их генхакерские лаборатории.

– Хорошо бы так.

Что-то в голосе Каньи настораживает Джайди.

– Что тебя беспокоит? Почему такая грустная? Я вот уверен, что мы появимся в каком-нибудь прекрасном месте. Оба – и ты, и я. Только подумай, сколько добра мы сотворили за одну прошлую ночь. Когда мы подожгли груз, я подумал, что эти таможенники-хийя вот-вот обделаются.

– Похоже, они никогда не встречали белых кителей, которых нельзя подкупить, – зло бросает Канья и этим тут же убивает все его хорошее настроение. Неудивительно, что в министерстве ее никто не любит.

– Да, так и есть. Берут все. Жизнь изменилась. Самого плохого люди уже не помнят и не боятся, что могут стать такими же, как раньше.

– А вы, связавшись с Торговлей, все глубже лезете кобре в пасть. После переворота двенадцатого декабря генерал Прача и министр Аккарат ходят кругами друг возле друга и только и делают, что ищут новый повод для драки. Их вражда никуда не делась. А вы еще сильнее разозлили Аккарата. Все теперь стало так шатко…

– Да, насчет своей выгоды я всегда был слишком джай рон. Чайя меня в этом тоже упрекает. Вот почему я и держу тебя рядом. Впрочем, об Аккарате не стоит беспокоиться – поплюет ядом и утихнет. Он, может, и недоволен, но у генерала Прачи слишком много сторонников в армии, для новой попытки переворота хватит. После того как умер премьер-министр Суравонг, у Аккарата ничего, кроме денег, не осталось, он в изоляции. У него никакой поддержки – ни мегадонтов, ни танков. Бумажный тигр. И это ему хороший урок.

– Он опасен.

Джайди бросает на Канью серьезный взгляд:

– Кобры тоже. И мегадонты. И цибискоз. Кругом вообще сплошные опасности. А Аккарат… – Он пожимает плечами. – Что сделано, то сделано. Ничего уже не изменишь. Так зачем переживать? Май пен рай[50]. Выбрось из головы.

– Все равно вам надо быть поосторожнее.

– Думаешь о том, на якорной площадке, которого Сомчай заметил? Он тебя напугал?

– Нет.

– Надо же! А вот я напугался. – Джайди оценивающе смотрит на Канью – решает, сколько правды можно ей доверить. – У меня очень нехорошее предчувствие.

– Серьезно? – Девушка поражена. – Вы напугались одного несчастного человека?

– Ну, уж не так, чтобы убежать и спрятаться за юбку жены… Я видел его раньше.

– Вы не рассказывали.

– Да я и сам поначалу не был уверен. Похоже, он из Торговли. – Джайди ненадолго задумывается. – Видимо, на меня опять открыли охоту. Может, снова попробуют убить. Что скажешь?

– Не посмеют. Вас же поддержала ее величество.

Он гладит себя пальцем по смуглой шее вдоль старого белого шрама, оставленного выстрелом из пружинного ружья.

– Не посмеют даже после якорных площадок?

– Тогда я назначу вам телохранителя, – с неожиданной злостью говорит Канья.

Эта вспышка заставляет Джайди захохотать, но на душе становится теплее и спокойнее.

– Ты хорошая девушка, но я буду дурак, если возьму охрану. Все же поймут, что мне страшно. Какой я после этого тигр? На вот, поешь. – Он кладет Канье на тарелку еще рыбы.

– Я наелась.

– Брось, все свои. Ешь.

– Наймите телохранителя. Очень прошу.

– А я доверю свою охрану тебе. Этого будет вполне достаточно.