Дети Морайбе

И все-таки, если представить целое племя Новых людей, зажатых в джунглях: каково это будет – обнимать восьмифутового работягу? А вдруг такой станет ее любовником? Или чудище со щупальцами, одно из тех, что работают на фабриках Гендо-самы, – десятирукое, как индийский бог, изо рта слюни, и думает только о еде и о том, куда сложить конечности. Как вообще такие создания пробрались на север и почему они осели именно в джунглях?

Эмико заглушает неприязнь: хуже, чем с Канникой, все равно не будет. Ее приучили не любить Новых людей, хотя она сама – одна из них. Если подумать, любой Новый человек окажется лучше, чем вчерашний клиент, который сперва трахнул, а уходя, оплевал ее. Лечь с гладкокожим собратом не противнее.

Но как они существуют в этой деревне? Питаются тараканами, муравьями и листьями, которые не доели бежевые жучки?

«Вот Райли умеет выживать. А ты?»

Четырехдюймовыми палочками марки «Ред стар» Эмико возит по тарелке лапшу. Каково это – никому не служить? Хватит ли смелости? Голова кругом от таких мыслей. Что без хозяина делать – фермершей стать и опиум выращивать? Курить серебряную трубку и чернить зубы, как женщины из тех странных племен на северных холмах? Она улыбается про себя – даже представить такое трудно.

Задумавшись, Эмико чуть не попадает в беду. Ее спасает чистая случайность: человек за столиком напротив вдруг смотрит испуганно и тут же склоняет голову к тарелке с лапшой. Заметив это, она замирает.

Ночной рынок погружается в тишину.

Через секунду за спиной, как голодные духи, вырастают люди в белых формах, что-то отрывисто, по-птичьи приказывают торговке, и та бежит их обслуживать. Эмико трепещет от страха, с губы свисает полоска лапши, тонкая рука подрагивает от напряжения. Опустить бы палочки на стол, да нельзя – движение выдаст, поэтому она сидит не шевелясь и слушает, как позади нависают, разговаривают и ждут еды белые кители.

– …в этот раз зашел слишком далеко. Я сам слышал, как Пиромпакди вопил на все здание. «Подать, – говорит, – мне голову этого Джайди на тарелке, совсем, мол, обнаглел».

– А ведь по пять тысяч дал своим парням за ту операцию. Каждому.

– И что им теперь с того? С ним покончено.

– Как-никак пять тысяч. Понятно, почему Пиромпакди на яд исходил – потерял-то, может, полмиллиона.

– А Джайди взял да вломился, как мегадонт. Старикан-то, наверное, думал, что капитан, как бык Торапи[72], все ждет своего часа, а потом убьет.

– Теперь-то нет.

Эмико толкают, и она вздрагивает. Вот и конец – сейчас уронит палочки, и все тут же разглядят в ней пружинщицу. Толпились рядом, приваливались по-мужски самоуверенно, один даже – будто случайно, в давке – тронул за шею, но внимания не обращали, а теперь невидимость спадет, и она предстанет перед ними как есть – Новый человек с просроченным разрешением на импорт и уже негодными документами. Тут ее и отправят в переработку, быстро покрошат, как навоз или целлюлозу, и все из-за предательских движений, которые выдают не хуже, чем если бы на ней выделениями светляков было написано «пружинщица».

– Не думал я, что когда-нибудь увижу, как он стоит перед Аккаратом на коленях. Нехорошо это. Мы все лицо потеряли.

Они замолкают. Потом один замечает:

– А что это, тетушка, цвет у газа какой?

Та тревожно улыбается, дочь – тоже.

– Как же – мы на прошлой неделе министерству пожертвование сделали.

Эмико с трудом сдерживает дрожь – говорящий поглаживает ее по шее.

– Выходит, нам соврали.

Улыбка торговки вянет.

– А может, меня память уж подводит.

– Тогда надо бы твои счета проверить.

– Уж вы не утруждайтесь, я сейчас мигом дочку пошлю. Пока ходит – угощайтесь вот рыбой. Платят-то, наверное, мало, на еду не хватает. – Она берет с решетки и протягивает им двух жареных тиляпий.

– Ну, спасибо, тетушка. Проголодался я. – Завернув угощение в банановые листья, белые кители уходят. Эти двое шагают по ночному рынку, словно не ведая, какой ужас сеют вокруг.

Торговка перестает улыбаться, сует дочери в руки несколько батов и командует:

– Иди в полицейский участок и отдай деньги сержанту Сирипону, но только ему. И чтоб эти больше не приходили.

Место на шее, к которому только что прикасались, горит. Все висело на волоске, на страшно тонком волоске. Удивительно, как Эмико вдруг забывает, что за ней идет охота, как обманывается и считает себя почти человеком. Она быстро доедает лапшу. Откладывать больше нельзя – пора поговорить с Райли.

* * *

– Я хочу уехать отсюда.

Райли, не слезая с барного стула, поворачивает к ней голову. Он удивлен, но весел.

– Правда? У тебя что же – новый хозяин?

Одна за другой приходят девушки – болтают, шутят, кланяются домику духов, некоторые делают подношения, надеясь, что встретят щедрого покупателя или богатого клиента.

– Нет. Но я хочу на север. В деревню к Новым людям.

– Это кто тебе о ней рассказал?

– Так она есть?

По лицу старика видно, что есть. Сердце Эмико начинает стучать чаще. Значит, правда.

– Все-таки существует, – говорит она уже увереннее.

Райли смотрит на нее, прищурив глаз: