Дети на ветру

И, выкопав наполовину зарывшийся в землю осколок бутылки, отбрасывает его в угол сада. Тогда Сампэй тоже говорит, как Дзэнта: «Подумаешь!» — и прыгает с уступа. Ну вот, оказывается, не так уж страшна эта высокая гора, на которой он так долго тренировался. Сампэй оглядывает окрестности, пытаясь выискать что-нибудь новое для закаливания тела и духа. Ага! Вот что потребует отваги во сто, в тысячу раз больше — прыгать с обрыва с закрытыми глазами! Говорить никому не надо. Он будет тренироваться один и научится прыгать с закрытыми глазами с самой высокой скалы. Вот все удивятся! И он, Сампэй, станет знаменитым. И Сампэй говорит Дзэнте:

— Дзэнта, ты идешь вниз?

— Иду. А ты?

— Я тут останусь.

— Зачем? Опять палец порежешь.

— Не порежу. Ступай вниз.

— Что-нибудь придумал?

— Нет, — качает головой Сампэй.

Дзэнта, то и дело оглядываясь назад, спускается по склону.

Ну, вот теперь можно заняться прыжками вслепую. Сампэй становится на краю обрыва, там, где высота достигает примерно одного метра, и закрывает глаза. Тут ему кажется, что перед ним темная пропасть метров сто глубиной или вообще бездонная яма. И хотя он знает, что здесь не больше метра до земли, он не ощущает этого. Где уж тут прыгать! Сампэй открывает глаза и видит внизу землю совсем близко. Закрывает — земля исчезает во тьме. Тогда он зажмуривается и идет вниз по пологому склону. Ему кажется, что он, того и гляди, свалится с горы, его все тянет и тянет к краю обрыва. Поэтому, сделав шага три, он открывает глаза. Пройдет еще шага четыре и снова открывает глаза.

Так Сампэй спускается с горы и идет к дому. Теперь он с восхищением думает о слепых.

— Все же слепые молодцы! С сегодняшнего дня я буду ходить, как слепой, — говорит он Дзэнте и начинает двигаться по дому так, словно ничего не видит.

…И вот однажды, когда Сампэй бродил по дому, будто незрячий, из города вернулся скотник.

— Сегодня я навестил вашего отца, ребятки! — сказал он. — Ваша мама велела передать вам, что отцу стало лучше. Она просит вас не волноваться и вести себя хорошо. И еще просила вас написать папе письмо. Напишите сегодня, а я пойду завтра с молоком в город и заодно отнесу.

Мальчики сразу же уселись за стол, приготовили ластики и карандаши и принялись сочинять письма. Целый час они писали, стирали, снова писали, и вот что получилось:

Как твое здоровье, папа? Сараяма-сан сказал нам, что тебе лучше. Скорее поправляйся и приходи домой. Нам вдвоем совсем не скучно. Все время кажется, что вы с мамой где-то в доме. Только когда мы идем в школу или возвращаемся из школы, немного грустно. Невесело и по утрам, когда встаем, и когда спать ложимся, тоже чуть-чуть грустно. Теперь мы уже привыкли жить одни. Пока тебя нет, папа, мне хочется чему-нибудь научиться. На этом сегодня кончаю.

Третьего июня. Дзэнта.

Папа! Я сегодня ночью проснулся, а в коровнике коровы замычали: «Му-у!» И тогда я подумал о тебе. Спишь ли ты в больнице или нет. Ты спал или не спал? Думаю, часов двенадцать было. Часы много раз пробили. Скорее поправляйся и приходи домой. Мы совсем не ссоримся, ведем себя тихо.

Сампэй.

Они положили оба письма в конверт, написали на нем: «Аояма Итиро-сама»[47], заклеили и на обороте поставили свои имена. Иероглифы стояли рядком, как два братца, и мальчики засмеялись. Очень интересно писать письма!

— Сампэй-тян! Давай еще напишем, — предложил Дзэнта.

— Давай! Теперь — маме. И дедушке Оно, который на лошади приезжал.

— И ему тоже.

Дедушка! Как ты поживаешь? Мы теперь в доме одни. Папа заболел и лежит в больнице, а мама за ним ухаживает. Мы каждый день ждем, не послышится ли стук копыт твоей лошади, не приедешь ли ты и не покатаешь ли нас на лошади.

Аояма Дзэнта.