Дети надежды

Едва не ошалев от привалившего нежданно счастья, Яромир, тем не менее, помнил — нельзя набрасываться, как бы не закипало всё внутри. Чтобы снова не напугать, не испортить всё… себе и ему…

«Как лучше для него. Чтобы ему хорошо было»

Легкий, осторожный поцелуй в уголок рта… Потом — в приоткрытые губы… языком… глубже…Его пропустили, не препятствовали. Но и не ответили.

«Слишком настойчиво» — понял Яромир. — «Вроде как, вторжение получилось. Не стоило так сразу».

Яромир отстранился — ох, блин, как же тяжко ему это далось! — посмотрел на Дани… Зардевшиеся щеки, испарина на лбу… Но лучше, всё-таки, спросить.

— Тебе вправду этого хочется?

А тот чуть наклонил голову к плечу.

— Можно попробовать…

— Мучитель ты! Славный мой мучитель! — и Яромир, сказав, наконец, вслух то, что давно мечтал сказать, в два приема скинул одежду. И развернул полотенце на Дани. Как подарочную упаковку…

«Не торопиться. Главное, чтоб ему хорошо было» — напомнил он себе. И накинулся на вожделенные коленки. Дорвался… Теперь зацеловать всласть — и коленки, и под коленками… Чуть раздвинуть… приникнуть щекой к внутренней стороне бедра, потереться и так, и эдак — кожа там мягонькая, шелковистая… животик потом вылизывать… и втянутый пупок… целовать и гладить золотые завитки в паху… И нашептывать, нашептывать…

— Солнышко… лапонька… ангел золотой…

И много, много ещё всего… Оказывается, Яромир столько ласковых слов знает. Но говорит их в первый раз. И ласки такие, нежность без конца-края — тоже в первый раз. Первый и есть. С другими — другое было. А сейчас он наслаждался тем, что любил каждую клеточку кожи, каждый пальчик, каждый волосок… Отдавал… дарил годами остававшийся невостребованным запас ласки, нежностей всяких… Надо же, сколько в нем этого всего! Будто хранилось до поры, до времени, скрытое даже от него самого. Чтобы не разбазарить попусту то, что предназначено только для одного… того самого.

А тот самый… единственный, драгоценный, ненаглядный… он и хотел, видно было, но в то же время — что-то в нем сопротивлялось, не пропускало Яромировы ласки-нежности, не позволяло отвечать… «Ничего… Я понимаю… Я буду стараться… Всё у нас будет, как надо… Всё для тебя».

— А теперь самое время заняться твоим молодцом, а?

Ответ Яромиру был не нужен, он ведь и не спрашивал, по правде говоря. Взял без спроса… Сперва погладил легонько, пощекотал языком, подразнил… А как только Дани ойкнул, двинул бедрами, подавшись к нему — тут Яромир смилостивился, обхватил губами, не торопясь, смакуя, забрал в рот… горячий, твердый, а вкус — с той же горчинкой… Как награда — пальцы Дани, зарывшиеся в густую Яромирову шевелюру…

Когда Дани завертелся, развел согнутые в коленях ноги, Яромир, выпустив изо рта то, что так старательно и умело баловал, приподнялся, заглянул в золотые глаза… И прочел в них разрешение.

Но как только Яромир, сияя от радости, что твой светильник, приподнял бедра Дани, намереваясь водрузить их себе на колени, златоглазый вдруг вывернулся и перекатился на живот, уткнувшись носом в подушку.

О как, значит… Видеть его не желают… Первым порывом было — схватить, развернуть, прижать, притиснуть сверху, чтоб дернуться не мог… И в тот же момент Яромир пожалел, что не обо что сейчас башкой треснуться. «Давай-давай, гад, испогань всё опять, только это и умеешь» — клеймил его беспощадный внутренний голос. — «Все для него, да? Чтобы ему хорошо?..» Для него… Яромир погладил чуть вспотевшую золотистую спинку. Пусть… Если так ему будет лучше… Пусть не смотрит на Яромира, пусть даже кого другого себе представляет… может, того, красивого… Пусть. А Яромир сделает всё, чтобы ему было хорошо.

Он слизал капельки пота с поясницы… Там пушок такой… бархатный… глазу его не видно, и пальцы недостаточно чувствительные, чтоб нащупать… а губами можно… Раздвинул маленькие тугие ягодицы, добрался до заветной дырочки… Э, нет, просто так не пустит, тут даже пальцами — слишком грубо. Только языком…

И когда эта маленькая дверца приоткрылась для него, Яромир понял… что крепко оплошал. Слюна слюной, но этого недостаточно. Там так узко, так пугливо всё сжимается… Он вовек себе не простит, если сделает Дани больно. Если ещё раз сделает…

«Придурок!» — заорал внутренний голос. — «Точно сделаешь больно, если вот так его оставишь — остывать, после того, как разогрел не на шутку. Лучше ищи, чем смазать!»

Первая мысль была — в ванную побежать, там гели разные… что-нибудь, да подойдет. Но Яромир всерьез опасался, что пока он бегает да рыщет, передумает златоглазый. Он такой — скажет, мол, не оправдал доверия… Что же тогда… А, вот же, на тумбочке, когда чашку ставил из-под чая, видел… да, точно — крем для рук, смягчающий… хороший, должно быть, руки-то у Дани такие мягкие…

* * *

Он был словно заключен в кокон. Множество прочных пут держали его, и он не мог выбраться.

А так хотелось… ощутить, почувствовать, насладиться… в полной мере, не думая больше ни о чем…